Секреты

   Речь Теда Нельсона не была похожа на безумный фонтан идей теоретика, который бредил объединением всего и вся в мировом масштабе. Незабываемые следующие два года и в самом деле были отмечены беспрецедентным ростом в промышленности, и хакеры, сами того не желая, помогли появиться ей на свет. Хакеры из Клуба Самодельщиков либо ушли в бизнес, сделав ноги в какую-нибудь из компаний, которые росли как грибы на начальных стадиях микрокомпьютерного бума, или занимались тем же, что и обычно: то есть хакерством. Теоретики, которые видели в пришествии малых компьютеров средство распространения хакерского духа, обычно не тратили время на оценку ситуации: действительность менялась слишком быстро, чтобы над ней стоило ломать голову. В стороне остались пуристы, типа Фреда Мура, который однажды даже написал трактат озаглавленный "Доверяйте людям, но не деньгам", в которых деньги назывались "устаревшим и неживым средством, не имеющим реальной цены". Однако, деньги стали тем инструментом, с помощью которого начала распространяться компьютерная сила. Хакеры, которые это игнорировали, были обречены работать, не обращая внимание на то, что делается вокруг (часто пребывая в слепом и поэтому счастливом неведении), либо находиться в многолюдных организациях, финансируемых ARPA, или, наоборот, в коллективах со скудным финансированием, где термин "на хлеб", был точной аналогией цикла "от чипа до машины".
   Компьютерная Ярмарка Западного Побережья была первым шагом и первой существенной попыткой хакеров-электронщиков выйти из гаражей Силиконовой Долины и войти в спальни и столовые остальной Америки. Не задолго до конца 1977 года, "с ноги упал второй башмак". Компании, с капиталом во многие миллионы долларов, одна за другой, представляли публике комбинации компьютеров и терминалов, которые не требовали сборки и которые продавались как законченные устройства. Одной из этих машин был Commodore PET, разработанный тем же человеком, который создал процессор 6502.
Именно этот процессор стал сердцем компьютера Apple. Еще одной примечательной машиной был компьютер Radio Shack TRS-80, который собирался на конвейере и продавался в массовом порядке сотнями штук в сети магазинов Radio Shack по всей стране.
   Изготовление компьютеров перестало быть борьбой и процессом познания. Поэтому у первых самодельщиков, большинство из которых ушло от строительства систем к их производству, не осталось между собой общего связующего. Единственное что их теперь объединяло — это одинаковое для всех желание конкуренции в поддержке своей доли на рынке. Освященный многими годами обычай самодельщиков делиться технологиями, отказ в утаивании секретов, предоставление информации возможности свободно течь, постепенно начало сходить на нет. Когда под это соглашение подпадал лишь Altair BASIC Билла Гейтса, то следовать Хакерской Этике было достаточно легко. Теперь, большинству компаний надо было материально поддерживать сотни своих служащих, и хакеры считали, что положение вещей стало совсем не таким простым. И вот, неожиданно для всех, секреты начали утаиваться.
   Дэн Сокол вспоминал: "Было удивительно наблюдать, как анархисты облачаются в совсем другие одежды". Клуб Самодельщиков, в котором по прежнему председательствовал и поддерживал хакерский огонь Ли Фельзенштейн, все еще был гнездом настоящих анархистов. Люди оттуда могли расспрашивать вас о вашей компании, и вы вынуждены были говорить 'Я не могу вам этого сказать'. Я решил для себя, что не стоит идти по тому пути, по которому пошли остальные. Я не хотел двигаться и скрывать от остальных то, что мне попадалось. И если вы считали точно также, то вам приходилось не легко".
   На собрание в Клуб все еще приходили сотни желающих, а его список рассылки уже составлял более пятнадцати тысяч адресов. Но в клубе было много новичков, чьи проблемы не казались значительными для старой гвардии, которая строила компьютеры тогда, когда их построить было практически невозможно. Теперь посещение собраний перестало быть жизненно важным.


Многие из людей, работавших в компаниях типа Apple, Processor Tech и Cromemco были чертовски заняты. Сами компании начали заниматься предоставлением информации.
   Хорошим примером была Apple. Стив Возняк и два его юных друга, Эспиноза и Виггинтон, были слишком заняты, чтобы посещать занятия Клуба Самодельщиков. Эспиноза говорил: "После Компьютерной Ярмарки мы стали все реже появляться в Клубе и постепенно полностью разорвали с ним всякие связи. В 1977 году, мы создали в Apple наш собственный "компьютерный клуб", который был более предметным и деятельность которого была посвящена разработке более конкретных вещей.
   Когда мы начали свою работу над Apple, то обнаружили, что очень хотим продолжать им заниматься и после завершения работ над моделью. Мы хотели тратить все свое время, непрерывно расширяя его и дорабатывая. Мы желали разобраться во всем этом гораздо глубже, чем просто пройтись по верхушкам и заниматься, тем же, что и все остальные. И именно это делало из нас компанию".
   В некотором смысле, "компьютерный клуб" в штаб-квартире Apple в Купертино отражал то же самое чувство сообщества и желание обмена, которое было в Клубе Самодельщиков. Формально, цели компании заключались в традиционных получении прибыли, росте, расширении своей доли на рынке, и поэтому даже от Стива Возняка требовали определенного соблюдения секретов, несмотря на то, что он сам рассматривал открытость как основной принцип Хакерской Этики, которой он всячески придерживался. Но это также означало, что люди в компании должны быть ближе, потому что они вынужденно зависели друг от друга, обмениваясь своими мнениями по арифметике с плавающей точкой в BASIC или обсуждая интерфейсные карты для принтеров. Иногда, это тесное сообщество немного размыкало свои ряды, принимая в него некоторых старых членов Клуба Самодельщиков. В середине 1977 года, снова появился Джон Драпер.
   Бывший "Капитан Кранч" свернул на кривую дорожку. Очевидно, что кое-кому из чиновников не нравилась его легкость, с которой он делился секретами телефонных компаний со всеми заинтересованными лицами.


За ним следили агенты ФБР, и по их плану, к нему был заслан информатор, который с ним беседовал по поводу того, чего можно было делать с блюбоксами, а в это время агенты поджидали его в засаде. Это было уже второе дело, и в этот раз он был приговорен к кратковременному тюремному заключению. Такое ущемление свободы никак не согласовывалась с обычно любящим поспорить Капитаном, человеком, который начинал вопить как двухметровая гиена, если кто-нибудь в радиусе двадцати футов закуривал сигарету, тем не менее, он отсидел и вышел на свободу. После освобождения, ему была очень нужна легальная работа. Воз нанял его в качестве консультанта, чтобы он разработал ему интерфейсную плату для телефонной линии. Она должна была вставляться в один из слотов расширения Apple, после чего компьютер можно было подсоединить к телефону.
   Драпер, вполне счастливый, увлеченно работал над интерфейсной платой. Персонал Apple удивлялся его стилю программирования, в котором бриллианты гениальности были смешаны с причудливыми, но выверенными извилинами алгоритма. Драпер был программистом, который исповедовал "защитный" стиль программирования. Крис Эспиноза, имевший незавидное поручение приглядывать за непредсказуемым Капитаном, объяснял: "Скажем, вы пишете программу и обнаруживаете, что сделали что-то неправильно, например, вы пытаетесь использовать программу и обнаруживаете, что вылетает кнопка . Большинство программистов пытаются разобраться: начинают анализировать программу, пытаются найти причину, которая заставляет вылетать кнопку, правят код до тех пор, пока проблема не исчезнет. У Драпера все это протекало по-другому: он начинал разбираться, переделывал код вокруг кнопки так, что когда случалась проблема, программа знала, что она сделала ошибку и сама исправляла ее. Если говорить в шутку, то если бы Драпер писал арифметическую подпрограмму для выполнения сложения, и если бы у него вдруг получился ответ 2+2=5, то он помещал в программу оператор "если 2+2=5, то ответ=4".


Вот такой у него был обычный способ написания программ".
   Но пока хакеры в Apple удивлялись тому странному стилю, с которым Драпер умудрялся создавать полноценный продукт, люди, отвечавшие в Apple за ведение бизнеса, не очень-то восторженно относились к способностям Драпера как разработчика. Он им не нравился. Apple не был Клубом Самодельщиков, то есть сценой для демонстрации фокусов. К тому же плата Джона Драпера имела несколько интересных особенностей: она не только реализовывала интерфейс с телефоном, но и генерировала управляющие сигналы телефонной компании. Это был блюбокс, управляемый компьютером: то же самое что Стью Нельсон делал при помощи PDP-1 десять лет назад, но теперь появилась возможность осуществить все это дома. Инстинкт хакера заключался в том, чтобы исследовать возможности этого нового железа, а это могло бы дать возможность копаться в системах по всему миру. Но хотя в Apple чувствовали, что компания может извлечь пользу из Хакерской Этики, распространяя информацию по внутреннему устройству машины и продавая собранные компьютеры в качестве объектов для исследования, в задачи их бизнеса не входило продвижение чистого хакерства. Они вели нормальный бизнес — с кредитными линиями и определением минимального объема венчурного капитала. Этим занимались деловые люди в костюмах-тройках, не имевшие никакого отношения к таким вещам как телефонное хакерство. "Когда Майк Скотт узнал, что может делать карта Драпера", — рассказывал Эспиноза, — "он немедленно зарубил проект. Слишком опасно было выпускать ее в окружающий мир, в котором она была бы доступна каждому".
   Насильственное прекращение проекта находилось в полном согласии с весом быстро растущей Apple Computer Company, которая продавала компьютеры с сумасшедшей скоростью. Ее основатели приобрели респектабельный вид в таком темпе, что даже бывшие члены Клуба Самодельщиков были поражены. Рэнди Виггинтон в конце лета 1977 года понял, что компания, в которой он работает, сумела превзойти даже собственные темпы роста.


Он об этом узнал, когда все собрались у Майка Марккулы на вечеринку в честь празднования двадцатипятимиллионного объема продаж. Но это было только начало подъема, который в течение следующих пяти лет превратит Apple в компанию стоимостью в миллиард долларов.
   Во время этого периода, когда все в Apple праздновали рост доходов, многие из них заработали такое количество денег, и стали настолько богаты, что оставили позади многих миллионеров, перейдя в "режим Креза", где состояния измерялись десятками миллионов долларов. Тем временем, Джон Драпер сидел дома и играл со своим Apple. Он вставил собранную плату в Apple II и подключился к телефонной линии. Карта была настроена так, чтобы она "сканировала" все телефонные станции, и слушала ответы в виде характерных сигналов, которые говорили о том, что на другом конце стоит компьютер. По его понятию, это должно быть был девственный компьютер, в который хакер мог войти и который можно было исследовать. Он схакерил программу, посредством которой компьютер мог сам набирать телефонные номера. "Это занятие выглядело абсолютно невинным", — говорил он позднее. Предоставленный самому себе, компьютер делал около ста пятидесяти звонков за ночь. Каждый раз, когда на том конце отвечал модем, телетайпный принтер, присоединенный к машине, печатал телефонный номер. За девять часов, у Джона Драпера на руках оказывалась распечатка всех компьютерных номеров на трех цифрах отдельно взятого коммутатора. "Я собирал их просто так, для коллекции",– объяснял он потом. Его система смогла обнаружить наличие сервисных номеров на WATS расширителях (WATS — Wide Area Telephone Service, телефонная служба дальней связи), с помощью которых можно было совершать бесплатные звонки на дальние расстояния. (В кинофильме WarGamesу молодого хакера использовалось подобное устройство, прототипом которому была конструкция Драпера).
   К несчастью, вечно бодрствующая система телефонной компании создала новое оборудование для обнаружения хакеров.


Беспрецедентное количество вызовов — около двадцати тысяч, которое совершал Драпер за неделю, не только свидетельствовало о том, что в системе происходило что-то не то, но также привело к тому, что в принтере телефонной компании, на котором печатались все вызовы, поведение которых казалось странным, закончилась бумага. Представители властей нанесли Драперу еще один визит. Это уже было его третье правонарушение, но первое с использованием домашнего компьютера. Занималась зловещая заря новой эры телефонного хакерства при помощи персональных компьютеров.

 
   * * *

 
   Кое-кто, однако, считал, что с появлением индустрии дешевых персональных компьютеров, война против больших компьютеров и традиционного менталитета была выиграна. Эти люди полагали, что широкое распространение компьютеров и присущие им уроки открытости и творческих инноваций могут подстегнуть Хакерскую Этику как внутри индустрии, так и снаружи. Но для Ли Фельзенштейна война еще только начиналась. У него было страстное желание возродить проект Community Memory. Он все еще хватался за ту самую мечту, миг славы которой, ему удалось захватить во время проведения экспериментов в Leopold's Records. Возможно, тонкой иронией был тот факт, что его модем Pennywhistle, видеоплата VDM, и компьютер Sol — те самые части мистического терминала Тома Свифта, машины, которая была частично реализована лишь в терминалах с публичным доступом, установленных в филиалах Community Memory, чем-то сумели помочь индустрии небольших компьютеров. Ирония заключалась в том, у Ли, вместе с его товарищами, постепенно появлялось ощущение, что однажды вспыхнувшая звезда Community Memory и сам по себе терминал Тома Свифта постепенно были вытеснены быстрым распространением домашних компьютеров. Было бы, конечно здорово, если бы публичный терминал стал сердцем информационного центра, состоявшего из "смеси филиалов библиотек, игровых аркад, кофеен, городских парков и почтовых офисов". Но зачем людям было выходить из своего дома, для того чтобы прийти к терминалу CM, когда они вполне могли бы использовать компьютер Apple вместе с телефонным интерфейсом прямо у себя дома и могли связаться с любым местом в мире?

    Терминалу Тома Свифта было предначертано уйти в небытие, но Ли все еще стремился достигнуть своей цели. Тот самый научно-фантастический роман, в котором он был главным героем, имел весьма закрученный сюжет, подтверждая, что была проделана большая работа. В следующие два "незабываемых года" после проведения триумфальной компьютерной ярмарки, ему довелось наблюдать за крахом одной из компаний. Processor Technology слишком страдала из– за избыточного роста и имела слишком слабое управление, которое никак не помогало ей выживать. Весь 1977 год, заказов на Sol приходило гораздо больше, чем компания была в состоянии их выполнить. За тот год, по оценке Боба Марша, компания продала техники на пять с половиной миллионов долларов, продав почти восемь тысяч машин. Они даже успели переехать в только что построенный новый головной офис площадью в 36,000 квадратных футов в восточной части Бэй Ареа.
   Не смотря на радужные перспективы, Боб Марш и Гэри Ингрэм рассчитывали, что когда продажи дойдут до пятнадцати-двадцати миллионов, то они продадут компанию и заработают, таким образом, достаточно денег. Они знали, что компания была обречена из-за отсутствия нормального планирования и была не в состоянии успешно конкурировать с новыми, более дешевыми и лучше спроектированными машинами типа Apple, PET и TRS-80. Марш позднее говорил, что компания собиралась уйти в самый нижний конец этого рынка, но их отпугивала мощь конкурентов, которые анонсировали все новые модели полных компьютеров по цене менее $1000. Он понимал, что Processor Technology может продавать Sol и как более дорогой и качественный товар, подобно усилителям Macintosh в аудиобизнесе . Но компания упустила свой шанс эффективно расширять свое оборудование, потому что оказалось, что спроектированная ими система хранения на дисках ненадежна. И они по-прежнему были не в состоянии вовремя выполнять заказы. Все также появлялись анонсы будущих продуктов в информационном бюллетене PT, таинственном печатном издании, в котором баг-репорты были перемешаны с загадочными надписями типа "Здесь нет никаких крохотных евреев.


Ленни Брюс". Проходило много месяцев, а заявленные программное обеспечение или периферия, все еще не была доступна. Когда PT получила предложение о продаже ее компьютеров через новую сеть магазинов Computerland, то Марш и Ингрем отказались, подозревая, что владельцы сети являются бывшими владельцами компании IMSAI (которая тоже боролась за свое выживание, но вскоре обанкротилась). И вместо Sol в Computerland продавались Apple.
   "Досадно думать, что иногда мы были полными Микки-Маусами", — позднее признавал Марш, — "У нас не было никакого бизнес-плана. Мы не доставляли вовремя заказы, приоритетным заказчикам не расширялся кредит, мы совершали постоянные ошибки с заказами при доставке и проявляли непрофессионализм при выборе поставщиков компонентов. Все это придавало компании репутацию надменной и скупой конторы.
   "Мы нарушали основные законы природы", — говорил Марш. Когда упали продажи, то постепенно закончились деньги для содержания компании. Первое время, они пытались найти инвесторов. Адам Осборн, человек, который уже тогда зарекомендовал себя надоедливым и настырным игроком в новой индустрии, познакомил их с потенциальными инвесторами, но Марш и Ингрэм не собрались ни с кем делиться долями в своей компании. "Это жадность", — отзывался о них Осборн. Несколько месяцев спустя, когда компания вплотную подошла к грани банкротства, Марш решил все-таки вернуться и принять предложение об инвестировании, но поезд уже ушел.
   "Мы могли бы стать такими как Apple", говорил Марш спустя много лет, — "Многие говорили, что 1975 год был годом компьютера Altair, 76-й стал годом IMSAI, а 77-й принадлежал компьютеру Sol. Тогда это были доминирующие машины". Но к концу этих "незабываемых двух лет", все компании, в которых бизнесом заведовали инженеры, производившие машины в виде конструкторов или уже в собранном виде, те машины, с которыми хакеры так любили играть… Все эти машины сошли со сцены. Их место на рынке заняли такие компьютеры как Apple, PET, TRS-80, в которых акт создания устройства уже был за вас сделан.


Люди покупали эти машины, для того чтобы хачить программное обеспечение.
   Весьма вероятно, что за недолгую историю Processor Technology, Ли Фельзенштейн оказался в наибольшем финансовом выигрыше. Он никогда на нее официально не работал, а выплаты за его работу над компьютером Sol, составили в итоге около ста тысяч долларов. Последние двенадцать тысяч он так никогда и не получил. Большинство полученных им денег ушли на реинкарнацию Community Memory, главный офис которой находился в промышленной части Западного Беркли в большом двухэтажном здании больше похожем на склад. Ефрем Липкин и Джуд Милхон, которые участвовали в старом проекте, также находились среди членов новообразованного коллектива CM. Участники нового проекта поклялись работать в течение многих часов и за деньги, которых едва хватало на пропитание, для того чтобы поддерживать удивительный эксперимент, над которым они работали в предыдущем десятилетии. Он требовал от них полной отдачи в разработке новой системы, и коллектив решил, что частично покрывать затраты на финансирование проекта можно за счет написания программных продуктов для микрокомпьютеров.
   Тем временем Ли никак не мог сосредоточиться. "Самым правильным, что мне следовало сделать – это бросить мой инженерный бизнес и найти нормальную работу. Но я не мог этого сделать", — говорил он позже. Он работал за просто так, разрабатывая шведскую версию Sol. Его энергия была разбросана между этой шведской версией, безнадежно важными собраниями в Community Memory, а также ежемесячными собраниями в Клубе Самодельщиков, которые он до сих пор с гордостью вел. Клуб к этому времени получил большую известность, кроме того, было объявлено, что микрокомпьютеры являются самой быстрорастущей промышленностью в стране. Лучшим примером этому была компания Apple Computer, которая стоила $139 миллионов в 1980 году, а когда она стала открытой акционерной компанией, то Джобс и Возняк стоили уже свыше $300 миллионов долларов. "Режим Креза".
   Это было как раз в том самом году, когда Ли Фельзенштейн, на Компьютерной Ярмарке, столкнулся с Адамом Осборном.


Мероприятие, которым по- прежнему занимался Джим Варрен, стало ежегодным событием, которое в выходные дни посещало около пятидесяти тысяч человек. Осборн был уравновешенным человеком. Англичанин, рожденный в Бангкоке, в свои сорок носивший тонкие рыжие усы и с имперской суетливостью строчивший заметки в свою колонку ("озаглавленную 'Вести от Фоунтайнхед' ") в различных коммерческих журналах, благодаря чему и обрел известность. Бывший инженер, он поймал удачу за хвост, начав печатать книги по микрокомпьютерам, когда этого еще никто не сообразил делать. Иногда они приносил целые коробки книг на собрания Клуба Самодельщиков и уходил домой с пустыми коробками и карманами, набитыми деньгами. Его книги продавались сотнями тысяч. МакГроу-Хилл (McGrow-Hill) купило его издательство, а теперь, по его словам, "после того как деньги жгли карман", он собирался заняться производством компьютеров.
   Теория Осборна заключалась в том, что выпускавшиеся в настоящий момент компьютеры были слишком ориентированы на хакеров. Он считал, что основную часть людей нисколько не заботит притягательность, которую хакеры находили в компьютерах. Он никак не симпатизировал людям, желавшим знать, как работают конкретные вещи, а также тем, кто желал их исследовать, улучшать системы, построенные на их основе. С точки зрения Адама Осборна, Хакерская Этика при распространении не давала никакой отдачи: по его мнению, компьютеры предназначались только для простых приложений, типа обработки текстов или финансовых расчетов. Его идея заключалась в том, чтобы продавать компьютер, у которого не было излишеств, но было все нужное. Более того, Осборн считал, что люди должны быть более счастливы, если бы они были свободны от боязни выбора, например о том, какую программу для обработки текстов им надо покупать. Этот компьютер должен быть дешевым и небольшим по размеру, так чтобы он мог помещаться на любом свободном участке стола. Переносной, народный "Фолькскомпьютер". Он попросил Ли Фельзенштейна его спроектировать.


Так как от компьютера требовалось быть "адекватным", то его проектирование не должно было быть сложной задачей. "Пять тысяч людей на полуострове могли спокойно это сделать", — говорил потом Осборн, — "Но так получилось, что я был больше знаком с Ли".
   За долю в двадцать пять процентов от еще несформировавшейся компании, Ли Фельзенштейн выполнил проектные работы. Он расценил требование Осборна об "адекватности" машины, как ничем не стесненную возможность сделать ее в своем любимом "мусорном" стиле, удостоверившись в том, что проектируемая схема достаточно устойчива для того, чтобы в ней работали тщательно проверенные компоненты, а архитектура, не страдала наличием трюков и обходных маневров. "Проектирование схемы, которая хороша и адекватна, работает должным образом, пригодна к повторению, имеет небольшую стоимость и не содержит ничего лишнего — является определенной формой искусства", — говорил он позднее, — "Я был в достаточной степени сумасшедшим и упрямым, чтобы попытаться сделать это". Но Ли знал: он может выполнить все требования Осборна. Как обычно в этом уравнении присутствовала боязнь: Ли испытывал необъяснимое чувство паники перед Адамом Осборном, ему казалось, что в Осборне есть нечто, что было в тех людях, которые подавляли его в самом детстве. Эти двое людей не могли иметь друг с другом глубоких отношений. Однажды Ли попытался объяснить ему свою настоящуюкарьеру и что значила для него Community Memory. но в итоге, когда Осборн сказал: "Я ничего не понял", Ли чувствовал себя уязвленным: "Он мог бы стать одним из последних людей, который могли понять, что представляет из себя Community Memory, потому что он видел, как проект работает и даже им пользовался". Но несмотря на это, Ли, сидя в главном офисе Community Memory, упорно работал на Адама Осборна и в течение полугода все сделал. Он выполнил, по своему мнению, все части технического задания, а также артистическое задание в построении компьютера, который получил известность под именем "Osborne 1".


Позже критики говорили, что пластмассовый корпус машины имел неудобный пятидюймовый дисплей, а также отмечали массу других небольших проблем, но когда компьютер только появился, он немедленно получил массу хвалебных отзывов, и компания Osborne Computer вскоре стала мультимиллионной компанией. Через какое-то время, Фельзенштейн стоил уже свыше двухсот миллионов долларов. На бумаге.
   Он не сильно поменял свои привычки и стиль жизни. Он все еще жил в спартанской двухэтажной квартире, которая обходилась ему чуть меньше двухсот долларов. Он все еще стирал свои вещи в тускло блестевших "Ландроматах" прачечной, которая располагалась по соседству с офисом Осборна в Хэйварде. Его единственная уступка новому положению заключалась в том, что теперь он ездил на новом BMW, принадлежавшем компании. Но, несмотря на своей возраст, несколько курсов лечения, которые он прошел, наступившей зрелости, а также осязаемого успеха, которого он добился, он все равно относился к жизни по-другому. Ему оставалось недолго до сорокалетнего рубежа, и он говорил о себе: "Я все еще пытаюсь ухватить происходящее, и получить те знания и опыт, которые другие получают в двадцать лет". У него появилась постоянная девушка, его подруга, которая тоже работала в Osborne.
   Ли продал свою часть акций Osborne и почти все вырученные деньги вложил в Community Memory, организацию, которая, находясь в самой середине микрокомпьютерного бума, переживала трудные времена.
   Большинство коллективных усилий тратилось на разработку программного обеспечения. С его помощью можно было попытаться заработать денег на образование некоммерческой системы Community Memory. Но внутри группы начались споры по поводу того, стоит ли продавать его каждому, кто в нем заинтересован, или же следует запретить его любое использование военными и в военных целях. С другой стороны, военные совсем не ломились в очередь за его приобретением, тем более что, комплект программного обеспечения включал в себя базу данных и коммуникационные программы, более полезные для малого бизнеса, чем для вояк.


Но возражавшие были закаленными и упертыми беркелийскими радикалами, а потому подобных дискуссий следовало ожидать. Ефрем Липкин, хакер милостью божьей и компьютерный волшебник в одном, был тем человеком, который больше всего беспокоился о военных применениях. Кроме того, он с ненавистью относился к некоторым сферам использования компьютеров.
   Ли и Ефрем не совсем ладили друг с другом. Ефрема совсем не очаровывала индустрия персональных компьютеров, о которой он говорил "роскошные игрушки для среднего класса". Компьютер Osborne заработал эпитет "отвратительный". Он негодовал из-за того, что Ли работал на Осборна, в то время как он сам вместе с другими работал для того чтобы сэкономить на жалованье в CM. Тот факт, что большинство денег, которые поступали в CM были заработаны трудами Ли над машиной для Осборна, беспокоил Ефрема, как баг в программе, как фатальная ошибка, которую никак нельзя было обойти. Липкин был хакером-пуристом, и несмотря на то, что он соглашался с Ли в том, что дух и цели CM заключаются в использовании компьютеров для объединения людей, он не желал воспринимать некоторые вещи. Ефрем Липкин сообщил группе, что он не хочет, чтобы в руки военных попало программное обеспечение, которое он пишет.
   На самом деле проблема была гораздо глубже. Персональные компьютеры, такие как Apple и Osborne, вместе с модемами, похожими на Pennywhistle, который собирал в свое время Ли, принесли в жизнь другие способы работы, которые Community Memory еще только пыталась реализовать. Люди ужеиспользовали компьютеры для коммуникаций. Начальные замыслы Community Memory, о "идеальных машинах нежной любви в полях под нашим присмотром", за последние десять лет в основном уже были уже реализованы. За эти же десять лет компьютеры утратили свою таинственную суть. Они больше не были злыми черными коробками, которых стоило бояться. Теперь, особенно в рабочее время, работа на них стала даже надоедать. В той же Leopold's Records компьютерная технология была не только обычным явлением, в котором не было ничего из ряда вон выходящего – она там вполне могла продаваться.


Программное обеспечение вытеснило пластинки с некоторых стеллажей. Джуд Милхон, близкий друг Ли и Ефрема, человек, отдавший Community Memory значительную часть своей жизни, с трудом подбирала слова когда начинала разговаривать на эту тему, но одно она знала точно: они проиграли. Восстание в 2100 году закончилось, а 1984-й еще не наступил. Компьютеры стали средствами для создания хорошего настроения, а их вычислительная мощь была доступна в тысячах магазинов, но только для тех, кто был в состоянии за это заплатить.
   Опустошенный Ефрем Липкин, на очередном собрании, начал ругаться. Он сказал, что, по его мнению, группа потерпела полную неудачу. "Я считал, что все кончилось", — говорил он потом. Ему в особенности сложно было разговаривать на тему финансирования группы на деньги Ли. Ли напомнил ему, что из этих "позорных денег" ему платят зарплату. "И ничего больше!", — сказал Ефрем и удалился. Менее чем через год, Osborne Computer прекратила свое существование. Менеджмент, еще более несуразный чем в Processor Technology привел фирму к первому из вереницы финансовых разорений. Началось "Великое Компьютерное Потрясение". Бумажные миллионы Ли превратились в дым.
   Но у него все еще оставались его мечты. Он уже выиграл одну великую битву. Теперь, когда он достиг двух третей эпического научного-фантастического романа, которым была его жизнь, наступило время собирать силы для финального поединка за власть. Незадолго до краха Osborne Computer, Ли сокрушался по поводу скрытой природы большинства из появившихся в то время компьютеров, отсутствием побудительных мотивов, которые бы заставляли людей непосредственно заниматься микросхемами и печатными платами и соединять их всех вместе. "Аппаратное конструирование", как он говорил, — "Это объективный стиль мышления. И было бы позором, если оно ушло на обочину, и стало бы доступно немногим". Но он считал, что это никуда не уйдет. "Здесь, до определенной степени, всегда будет присутствовать магия.


Вы говорите о "deus ex machina — боге из машины", мы же говорим о "deus inmachina – боге внутримашины". Вы начинаете думать, что внутри машины находиться какое-то божество, а затем обнаруживаете, что там, на самом деле, ничего нет. После этого выпомещаете божество внутрь коробки".
   Ли Фельзенштейн и хакеры компьютерного железа помогли сделать переход из мира хакеров МТИ, где Хакерская Этика цвела буйным цветом в пределах небольших сообществ, больше похожих на монастыри, в мир, где машины встречались на каждом шагу. Уже изготовлялись миллионы компьютеров, каждый из которых был готовым предложением заниматься программированием, исследованиями, творить сказания на машинном языке и изменять мир. Компьютеры соскальзывали со сборочных конвейеров так же просто как листы чистого картона. И еще одно новое поколение хакеров будет гореть желанием заполнить эти листы. Программное обеспечение, которое они создадут и продемонстрируют миру, покажет компьютеры с совсем другой стороны, в отличие от того, что было десять лет назад.

Третье Поколение

   Они обычно были прирожденными хакерами, одержимые неослабевающим любопытством и Пожизненным Императивом. Они были последними в баскетболе, и первыми на занятиях по математике, разгадывая загадки дробей. Это были пятиклассники, которые начинали что-то бормотать в свое оправдание, когда взрослые настойчиво просили им объяснить, почему они "так любят числа". Это были почти дети, сидевшие на задних партах, и которые настолько выдавались вперед, что даже их учителя по математике пасовали перед ними, позволяя пропускать им целые главы в учебниках, и даже позволяя им уходить из класса и блуждать по лестницам, где их одолевали те же чувства первооткрывателя, как и Питера Самсона, который наткнулся на комнату ЭОПД в МТИ. Во время одного из таких походов он нашел терминал, который был подсоединен к компьютеру с разделением времени в каком-то университете. Серый терминал, стоявший в подвале городской школы, терминал на котором можно было увидеть чудо из чудес – игры. Вы могли на нем просто играть, но если вы были прирожденным хакером, то этого было недостаточно. Вы могли задаться вопросом: "А почему игра работает именно так?", "Почему в ней не сделано вот это?". А так как это был компьютер, то вы имели возможность превратить этов то. Кто-нибудь мог вам показать BASIC, и система начинала вам повиноваться.
   Что-то подобное произошло с Джоном Харрисом. Он был высок ростом, непривлекателен, долговяз, белокур. На его лице блуждала идиотская улыбка, а говорил он так, что было видно, что его поспешность забивает всю мыслимую грамматику. Одним словом, он не вписывался в окружающий мир. Потом он со смехом говорил, что он был "самым худшим учащимся по английскому языку и худшим в начальных классах". Это продолжалось и в старших классах школы в Сан-Диего. Его отец был банковским служащим. Младший брат и две старшие сестры-двойняшки не интересовались техническими штучками. "Я был полностью, на сто процентов, технарем", — говорил позднее Джон с подкупающим многословием.
Казалось, что он не более загадочен, чем удаленный компьютер, про который он не знал даже где он находится, и к которому был подключен их школьный терминал. Джон Харрис не относился к этим методичным и медлительным гениям, которые удивляли окружающих на научных ярмарках. Впечатлять взрослых было не по его части. Искусство Джона Харриса вертелось около впечатления людей, которые разделяли его страсть. Предметов этой страсти было мало и они были хорошо известны: Научная фантастика (фильмы и комиксы, но не книги, потому что Джон не был читателем по своей сути). Игры. Хакерство.
   В какой-то момент времени, смыслом существования для человека типа Джона Харриса, вполне мог быть поиск доступа в вычислительный центр типа лаборатории ИИ в МТИ, где он мог возиться и изучать предмет до тех пор, пока не получал доступа на терминал. Это было как пропуск на небеса, по крайне мере так считал четырнадцатилетний Дэвид Сильвер, когда он был принят хакерами на девятом этаже, и ему было позволено приобщиться к таинству работы на PDP– 6. Но после революции, которая для него началась с Altair, Харрис вышел из возраста старшеклассника. Поколение Джона Харриса было первым, которое не просило, не занимало и не воровало компьютерное время с удаленного мэйнфрейма с подсоединенными телетайпными терминалами. В разросшихся пригородах около Сан-Диего, не было редкостью, когда старшеклассник привирал своим родителям, или даже зарабатывал достаточно денег на подработке, чтобы сделать большое приобретение. Большинство из ребят хотело купить машину. Но как хорошо знали владельцы компьютерных магазинов, другие ребята спрашивали другие машины, то есть компьютеры.
   Когда Джон Харрис учился в одиннадцатом классе, его старший товарищ позволил ему поработать на его Commodore PET. Джон позднее вспоминал: "Я начал играть в игры на его машине, и там же начал программировать игру 'Star Trek', а также еще пару штук других вещей на BASIC, который я к тому времени изучил. Это было гораздо веселее, чем было на системе с разделением времени.


Компьютер был более быстр и гораздо более интерактивен, на нем была графика и звуковые эффекты… Телетайпы были неплохой вещью, но у меня не было ничего более волнующего, чем компьютер, и я говорил "Вау, это круто…".
   Для третьего поколения, к которому принадлежал Джон Харрис, идущий по следам первого поколения хакеров, занимавшихся мэйнфреймами, и второго поколения хакеров– железячников, вынесших компьютеры к людям из стен серьезных заведений, доступ к компьтерам был гораздо более легким. Компьютеры, конечно, были не настолько мощными как в вычислительных центрах, и под боком не было никаких сообществ волшебников, никаких Гринблаттов и Госперов, которые призывали бы вас непримиримо бороться с лозерством до тех пор, пока вас не назовут "победителем" и искать Правильную Вещь. Все это уже не беспокоило третье поколение. Они могли получить немедленный доступ к компьютерам, например, в своей спальне. И все, что они изучали о хакерстве, какие бы элементы Хакерской Этики они не принимали, все это определялось процессом изучения, который проистекал из собственно хакерства.
   PET поразил Джона Харриса. При помощи персонального компьютера делалось легче очень много вещей. В особенности он был впечатлен возможностями полноэкранного редактирования, что было большим улучшением по сравнению с процессом редактирования на телетайпе, с которым он сталкивался до этого, и где надо было редактировать тексты строчку за строчкой, не более одной строки за раз. Но самой лучшей частью PET и других персональных компьютеров, конечно, были игры.
   "Я был одержим всеми видами игр", — говорил Джон, — "Это было частью моей натуры!". Было бы естественно, если бы старшеклассник, который увлекался электроникой, был очарован множеством космических аркад, появившихся в конце семидесятых годов: но Харрис ничего не знал о том, что их создатели черпали свое вдохновение в хаке "Космические войны" Слага Рассела. Спустя некоторое время после этого, Джон запал на игру, которая называлась "Сумашедший верхолаз (Crazy Climber)", где вам надо было провести парня на верх здания, стараясь увернуться от падающих цветочных горшков, от людей, закрывавших окна, когда вы висели на их подоконнике, а также гигантской гориллы, которая пыталась отвесить вам затрещину.


Что впечатлило его в игре, так это ее необычный и искусный сценарий. Игра представляла собой нечто, чего раньше никто не делал.
   Джон Харрис попытался следовать тому же уровню оригинальности. Его позиция по отношению к играм была похожа на его отношение к компьютерным языкам или же его предпочтению одного компьютера другому, то есть сильное самовыражение, и склонность обижаться на неэффективные и неоптимальные способы выполнения вещей. Джон начал чувствовать, что игры должны нести в себе что-то новое, в определенной степени это должно быть графическое глюкало, а в определенной степени это должен был быть вызов пользователю. Его стандарты "играбельности" были суровыми. Он воспринимал как личную обиду, когда было совершенно ясно (для Джона Харриса), что программист могсделать игру лучше, но он этого не сделал, и не важно из-за чего – технического невежества, неправильного восприятия или, что хуже всего – из-за лени. По его мнению, именно детали делали игру замечательной, и Джон разделял мнение некоторых фирм, что автор игры должен включить в нее все навороты, которые заставляют игру приносить больше удовольствия. Не отбрасывая в сторону, конечно, совершенство базовой структуры игры, так чтобы она была, в основном, свободна от ошибок.
   Чтобы в точности выполнять установленные им самим стандарты, Джону был нужен его собственный компьютер. Он начал копить деньги. Он даже резко сократил свои траты времени в игры на аркадных автоматах. Окончив школу, он поступил в местный колледж, где получил специальность инженера-электрика и начал работать в вычислительном центре банка. У одного из его друзей был дома самый лучший в округе хакерский компьютер, то есть Apple, но Джону не понравились возможности редактирования на этой машине и ее странноватая графика.
   Имея на руках нужную сумму, он зашел в компьютерный магазин, имея намерение купить PET. Продавцы посмеялись над ним: "Единственные люди, которые покупают PET – это те которые экономят до последнего пенни, кто не может позволить себе купить Apple II".


Но Харрису творение Стива Возняка было совсем не нужно. Он вдоволь насмотрелся на Apple своего друга и как никогда был убежден, что Apple был машиной "дефективной на голову". Его презрение к Apple превосходило все мыслимые границы. "Даже простое лицезрение этого компьютера заставляет меня лезть на стену", — говорил он тогда. При любом упоминании об этом компьютере, он отшатывался и начинал осенять все вокруг крестным знамением, словно отгоняя вампира. Спустя много времени он объяснял это чувствами, которые он испытывал в то время – отсутствием полноэкранного редактора, необходимостью устанавливать в машину дополнительное железо, до тех пор пока она не станет пригодной для работы и ограниченной клавиатурой… Но это отвращение простиралось дальше объективных причин. Было дело, Харрис считал, что Apple не дает возможности делать вам то, что вы хотите. Однако другие хакеры считали, что ограничения, которые имел Apple, представляют собой брошенный им вызов, который надо преодолеть или соблазнительный шепот: "Ну, давай дальше". Харрис считал это нелепым. И именно поэтому он поинтересовался в одном из магазинов другим компьютером – Atari.
   Atari только что выпустило на рынок модель 800 (и младшую моделью – 400), которая была конкурентом Apple. На первый взгляд, он выглядел как прикольный игровой автомат с клавиатурой. И в самом деле, у него был слот, в который можно было вставить картридж — верный признак того, что машина была предназначена для той части новичков, которые не хотели связываться с кассетными магнитофонами, не говоря уже о флоппи-дисках. По компьютеру не было сколько-нибудь пристойного мануала. Джон Харрис немного поигрался с "800" в магазине, и обнаружил что у нее, как и у PET, в отличие от Apple, в системе есть полноэкранное редактирование. Но он хотел знать, что же находиться внутри нее, и для этого он пошел в другой магазин, где продавец протянул ему листок с написанными на нем некоторыми командами от этого компьютера, как будто бы это был секретный пароль между участниками французского Сопротивления.


Ни один взломщик кодов не поглощал информацию с тем же пристрастием, как это делал Джон, читая эту бумагу. Он обнаружил, что у Atari есть графические символы, вводимые с клавиатуры, режим высокого разрешения и отдельный чип для воспроизведения звуковых эффектов. Одним словом, здесь была масса хороших фенечек, которые ему так нравились на PET и даже такие вещи, которые, по его мнению, были характерны только для Apple. В итоге, он купил "800".
   Он начал программировать на BASIC, но вскоре понял, что если он собирается писать игры, которые он задумал, то ему надо учить язык ассемблера. Он уволился из банка и устроился на работу в компанию Gamma Scientific, которой был нужен программист, для того чтобы писать на ассемблере под ее систему, и компания хотела бы кого-нибудь поднатаскать на это дело.
   Перенос его новых знаний о языке ассемблера на Atari оказался трудным делом. "Atari" была "закрытой" машиной. Это значило что "Atari" сильно урезало информацию по результатам программирования компьютера на уровне кодов. Было похоже, что Atari не испытывает никакого желания, чтобы кто-нибудь писал что-либо для этой системы. Это было полной противоположностью Хакерской Этике. Джон писал в Atari письма и даже звонил по телефону, чтобы задать несколько вопросов, но его собеседники отвечали холодными голосами, в которых не было никакого желания помочь. Джон понял, что Atari решило действовать по своему, чтобы задавить конкурентов своего собственного подразделения по разработке программ. Это было неправильно — машину не следовало делать закрытой. (Представьте себе только на минуту Apple — компьютер, который был открытым, секреты которого были известны всем и каждому). Джон принялся решать загадки Atari, недоумевая, почему технические специалисты Atari сказали ему, что на модели "800" в графическом режиме есть только четыре цвета, в то время как в программном обеспечении, которое они писали сами, типа игр "Basketball" и "Super Breakout", было явно больше восьми цветов.


Он решил выяснить все ее секреты и загадки, для того чтобы добиться с их помощью лучшего результата и иметь возможность им управлять.
   Занимаясь этими изысканиями, Джон привлек на свою сторону друга, который знал ассемблер. На BASICе они написали кассетный вариант дизассемблера, специальную программу, которая восстанавливала построчно текст из программного обеспечения Atari. Затем они приводили в порядок все эти диковато выглядящие команды, которые часто ссылались на непонятные места в памяти, адресуемой процессором 6502, а потом меняли их в машине, для того чтобы посмотреть, что из этого получиться. Они нашли такие вещи как "список прерываний дисплея", который позволял вам использовать большее количество цветов на экране; "символы, определяемые пользователем"; и что было самым крутым, нечто, как они потом узнали, называлось графикой типа "игрок-ракета" , который был ничем иным как адресацией на машинном языке к специальному чипу Atari "Antic", который самостоятельно умел обрабатывать графику, в то время как основную программу обрабатывал главный процессор. Так как самым основным аспектом программирования игр являлось поделить процессорное время между звуком, графикой и логикой игры, то графика типа "игрок-ракета" давала вам огромные преимущества. Как могла компания, которая сделала внутри этой машины такую интересную вещь, быть таким скупым "дядей Скруджем", не позволяя вам про это ничего узнать?
   Харрис вместе со своим другом сумели раскрыть секреты Atari. Они хотели использовать свое знание, для того чтобы освободить машину, распространять по ней техническую информацию, совершить прорыв на рынке в пользу Atari. Примерно в это же время появились технические руководства по внутренностям машины, которые распространялись из-под полы. Было похоже, что внутри Atari, кто-то из сотрудников, чисто по-пиратски и негласно, сумел сделать копии внутрифирменных руководств и справочников. Те, кто интересовался системой, при желании могли заполучить их в свои руки, хотя и заплатив при этом приличные деньги.


Эта информация стоила дорого. Однако, мануалы были написаны так, что их могли понять только люди по уровню знаний равные инженерам из Atari. Пролистав книги, Харрис заключил: "Это написано на атари, не никак не на английском". Поэтому, эти подпольные мануалы не представляли много пользы для окружающих, кроме тех людей, кто полностью интегрировал все свойства Atari 800 в мир своего собственного сознания. То есть для людей типа Джона Харриса.
   Джон Харрис, которому в ту пору было восемнадцать лет, использовал полученные знания для написания игр. Он писал игры, в которые ему самому нравилось играть, а его желание писать игры, сильно бросавшееся в глаза и достаточно сильное, чтобы удовлетворить его как игрока, подталкивало его к дальнейшему изучению системы Atari. Будучи поклонником научной фантастики, часто посещавшим "Cons" — закрытые собрания фанов, где люди, ушедшие с головой в техническую фантастику нормально воспринимали его тяготение к играм в космические войны. Он создавал космические корабли, станции, астероиды и прочие внеземные объекты. Благодаря своему воображению он создавал все эти объекты на экране своего компьютера, а затем начинал ими управлять. Создание этих объектов на экране и подчинение их своей воле было для него гораздо важнее, чем окончательная судьба собственно игры.
   Харрис был достаточно неаккуратным человеком и иногда случайно затирал программы, сохраняя файлы на неверной стороне кассетной ленты, или код программы увеличивался до такого размера, что она рушилась, а он случайно обнаруживал, что у него нет ленты с резервной копией. Его это огорчало, но он продолжал заниматься хакерством.
   Хакерство было смыслом всей его жизни. Для того чтобы заработать себе на жизнь, он начал работать в Gamma Scientific. Зарплата, которую ему там платили, была невелика – около десяти тысяч долларов в месяц. Ему нравилась эта работа, поскольку она позволяла ему работать на компьютере. У него дома стояла "800", которая теперь была оснащена дисководом, а потому на ней можно было на всю катушку программировать на ассемблере.


Без плотной работы в хакерской группе, типа той, которая была у хакеров МТИ, он понял, что собственно хакерства не достаточно. Он хотел чаще общаться с окружающими. У него были непрочные связи со своей семьей. Потом он даже говорил, что его "выпнули" из дома, потому что его отец ждал от него совсем не того, что получилось. Он говорил что его отец не испытывал никакого энтузиазма по поводу его мании программирования игр на Atari 800. Так случилось, что он начал снимать квартиру вместе с еще несколькими своми друзьями, которые тоже были фанами научной фантастики. Вместе с ними он посещал "Cons" или целыми днями занимался тем, что метал в гостиничные стены дротики, играя в дартс. Джону часто казалось, что его друзья затевают какую-то интересную вылазку куда– нибудь, а его не приглашают. Джон Харрис был очень дружелюбным, импульсивным и доверчивым как щенок молодым человеком, и очень чувствительным к такого рода вещам.
   Он хотел подружиться с девушкой. В те редкие моменты, когда он общался с представителями этого желанного, но быстро ускользающего пола, ему всегда казалось что это закончится очередным разочарованием. Его товарищи по квартире часто увлекались романтическими интригами, которые они в шутку называли "Peyton Place of Outer Space", почти по названию одноименного сериала, но Джон занимался этим крайне редко. Была одна девушка с которой он встречался пару недель, и они даже вместе провели канун Нового Года. Но непосредственно перед Новым Годом она ему перезвонила: "Я даже не знаю с чего начать…", — сказала она, — "но я встретила парня и мы с ним собираемся пожениться". Это было типично.
   Он продолжал заниматься хаканьем игр, также как занимались хаканьем хакеры из МТИ или самодельщики, и наградой для него было удовольствие, которое он при этом получал. Он примкнул к местной группе пользователей Atari и брал программы из их библиотеки, с тем, чтобы сделать их быстрее или делать с их помощью разные красивые штуки.


Например, он взялся за работу над версией аркадной игры "Missile Command" и увеличил скорость ее работы, сделал более интересными взрывы, когда одна из ваших МБР останавливала вражеский удар и предотвращала разрушение вашего города. Он показал то, что он сделал, остальным, и они просто выпали в осадок. Все его хакерство автоматически превращалось в общественную собственность, персональное владение – это было нечто, над чем он никогда не задумывался. Но когда один из участников группы пользователей сказал Джону Харрису, что у него есть своя небольшая компания, занимающаяся продажами компьютерных игр, и он хотел бы продавать игры, которые писал Джон, то Джон ответил: "А почему бы и нет?". Это выглядело как производство игр и получение за это денег.
   Он передал этому человеку игру под названием "Battle Warp", которая сильно походила на старинную игру "Космические войны", созданная в МТИ. Это была игра, рассчитанная на двух игроков и где корабли, как описывал Джон, "летали по экрану и стреляли друг в друга". Харрис заработал на "Battle Warp" около двух сотен долларов, но ему их хватило для того, чтобы задуматься: "А не стоит ли распространять свои игры шире, чем просто по сети пользовательской группы?".
   В марте 1981 года, Харрис заехал на Компьютерную Ярмарку в Сан-Франциско, в первую очередь для того, чтобы посетить семинар по программированию Atari, который проводил один из лучших программистов Atari по имени Крис Кроуфорд. Выступление Кроуфорда очень впечатлило Джона. Это был робкий как мышь человек, который постоянно переходил с места на место во время своего выступления и прекрасно объяснял сложные вещи. Джон был в приподнятом настроении, бродил по плотно забитым проходам в Брукс Холл, разглядывая замечательные новые компьютеры, отметив про себя десятки новых компаний, которые в эти годы занимали место на ярмарке.
   Джон набрался смелости и поспрашивал у некоторых компаний, не нужны ли им программы для Atari.


Как правило, они говорили "нет". Но потом он добрался до павильона, который занимала On-Line Systems. Один из работников представил его Кену Вильямсу, который в этот момент смотрелся замечательно. Джон сказал Кену, что является программистом для деловых приложений на ассемблере, но он этим уже сыт по горло.
   Кен Вильямс к этому времени понял, что найти людей, которые бы хорошо писали на ассемблере, было достаточно сложно. Он хотел соблазнить программистов на ассемблере работой в Коарзголд, в Калифорнии. Со времени последней компьютерной ярмарки, на которой Кен проверял почву для выпуска "Таинственного Дома", On-Line Systems испытывала экспоненциальный рост, и спустя год после этого он уже был признанным издателем компьютерных игр, которому требовалась продукция для выпуска. В журнале Softalkбыла размещена реклама, озаглавленная "Требуются авторы", в которой он обещал "самые высокие гонорары в индустрии… Нет больше никакой необходимости подрабатывать где-либо еще!". В рекламном объявлении упоминалось и о еще одном преимуществе: возможности работать плечом к плечу с Кеном Вильямсом – признанном гуру Apple, который будет "доступен для разговора по техническим вопросам в любой момент, поможет вам отладить, и поучаствовать в мозговом штурме". Кен был достаточно умен, чтобы понять, что программисты, которые могут создавать такие продукты, далеко не всегда должны быть умудренными ветеранами вычислительной техники. Они также могут быть и неуклюжими тинейджерами – типа Джона Харриса.
   "Ну", — обратился Кен к Джону Харрису, который стоял с замершим сердцем, — "Как насчет того чтобы попрограммировать в лесу, среди деревьев?"
   По тому, как это было произнесено, это означало работу на On-Line Systems, о которой Джон знал совсем немного. Но он знал, что они в основном занимаются продажей программного обеспечения для Apple. "Я не знаком с системой программирования на Apple", — сказал он, тактично умолчав, что все то время пока он был знаком с Apple, ему хотелось бросить этот компьютер в унитаз и дернуть за цепочку.


   Кен сказал волшебные слова: " Мы хотим заниматься расширением нашего рынка, то есть развитием игр для Atari. Но мы не можем найти никого, кто бы ее программировал".
   Джон, похоже, потерял дар речи.
   "Ты сумеешь с ней справиться?", — спросил Кен.
   В течение месяца после разговора, Кен Вильямс купил Джону Харрису билет на самолет во Фресно, где его встретили в аэропорту и повезли по трассе 41 в Окхарст. Кен пообещал устроить Харрису место для жилья, а затем они перешли к разговору о зарплате. В компании, где он только что работал – в Gamma, ему только что повысили зарплату, так что одна тысяча долларов в месяц, которую ему предложил Кен, была для него недостаточна. Джон нашел в себе смелость заявить, что он получал больше чем та сумма, которую ему предложил Кен. Как насчет того чтобы платить ему тысячу двести долларов в месяц и добавить сюда же бесплатное жилье? Кен посмотрел на Роберту (в то время любой служащий, находившийся в крошечном офисе On– Line, мог очень часто встречаться взглядом с другим сотрудником) и она сказала, что она думает, что они это вряд ли сумеют себе позволить.
   Вильямс сказал: "Вот что я тебе скажу. Как насчет того, что я установлю тебе гонорар в тридцать процентов с продаж, и тебе не надо будет работать на компанию здесь?". Ты будешь работать у себя дома, я буду платить тебе семьсот долларов в месяц, до тех пор, пока ты не закончишь свою первую игру за два или три месяца. Если ты не закончишь игру к этому времени, то будем считать, что сделка не состоялась".
   Джон подумал, что данное предложение слишком заманчиво, чтобы его можно было упускать. После того как он приехал домой, его отец сказал ему, что у его сына был хороший шанс. Почему бы не удовлетвориться большим по размеру жалованьем и меньшим процентом с продаж? Какие гарантии были у Джона? Джон, который был несколько испуган шумным и задиристым Кеном, не хотел рисковать возможностью пожить в атмосфере, сложившейся около хакерства компьютерных игр.


Он и в самом деле хотел уехать из Сан-Диего, писать игры и быть счастливым. Даже если бы это означало, что он будет меньше зарабатывать, он хотел придерживаться 30% гонорара.
   Это было самое соблазнительное решение, которое он принимал в своей жизни.

 
   * * *

 
   Для своих программистов Кен Вильямс приобрел в Окхарсте несколько домов. Джон Харрис переехал в один из домов, под называнием Гексагон Хауз, названный так по форме верхнего этажа, который был единственной частью дома видимой с дороги: он выдавался над оставшейся частью дома как большой массивный бельведер. Если стоять у входной двери, то можно было увидеть кухню и гостиную, спальные комнаты находились внизу. Вместе с Джоном жил двадцатилетний брат Кена, которого звали Джон Вильямс, который возглавлял в On-Line подразделение маркетинга и рекламы. Хотя Харрис понравился Джону Вильямсу, тем не менее, тот считал его фраером.
   Идея первого проекта, о котором упоминал Кену Джон Харрис, появилась под влиянием аркадной игры "Pac-Man". В 1981 году, это была самая крутая игра, которая в дальнейшем станет самой популярной аркадной игрой для монетных игровых автоматов. Джон Харрис не видел ничего плохого в том, чтобы прогуляться к автомату, изучить игру вдоль и поперек, а также написать за месяц свою собственную версию для Atari 800. Для хакера, перенести полезную или прикольную программу с одной машины на другую было добродетельным деянием. Сама мысль о том, что кто-то может владеть"Пак-Маном", прекрасной маленькой игрой, в которой приведения гонялись за маленьким Пак-Маном, глотавшим желтые точки, даже не приходила в голову Джону Харрису. Для него существенным было лишь то, что Pac-man был естественным воплощением всех возможностей Atari. Поэтому, несмотря на то, что он сам лично предпочитал игры с космическими сценариями и большим количеством стрельбы, Джон сказал Кену, что для Atari 800 он напишет Pac-Man.
   Кен уже продавал нечто подобное для Apple под названием "Gobbler".


Программа была написана профессиональным программистом, которого звали Олаф Лубек и который, в свое время занимался программированием для науки. Эту игру он по своей воле прислал Кену, прочитав его объявление "Требуются авторы". Программа продавалась в количестве около восьми сотен в месяц и Кен попросил Лубека перенести ее на домашний компьютер Atari.
   Эппловский вариант игры привел Харриса в ужас. "Она не выглядела привлекательной, в ней абсолютно не было анимации", — говорил он потом, — "а обнаружение столкновений вообще не выдерживало никакой критики". Харрис ни за что не простил бы Олафу, если бы тот совершил ошибку, начав втупую, бит за битом переносить игру (благо на Apple и Atari были одинаковые процессоры 6502). Это значило, что не было бы использовано ничего из того, что Джон считал отличительными особенностями Atari, которые были реализованы на специализированных чипах. Эта мысль была для него невыносимой.
   Джон настоял на том, что он сумеет создать куда как лучшую игру в течение месяца, и Кен Вильямс снял Лубека с проекта. Джон Харрис на определенный период времени погряз в интенсивном хакерстве, часто отрываясь от компьютера только под утро. Стиль программирования Джона был свободно текущим. Он импровизировал на ходу. "Что приходило мне в голову, то я и делал… то что получалось было очень нестандартно", — говорил он потом. Иногда Джон этим был обеспокоен, особенно когда какой-нибудь более традиционный программист, в чьей голове было засилье блок-схем и идей о стандартной структуре и ясной документации, занимался проверкой его кода. Когда Джон увольнялся из Gamma Scientific, чтобы переехать в Коарзголд, он беспокоился что на его место придет кто-нибудь подобный, кто выкинет весь его замечательный код, заменив его на нечто более структурированное, точное… и худшее. Так получилось, что Gamma рассматривала кандидатуры шести программистов, у пяти из которых, по словам Джона, "дипломы и степени торчали из ушей".


Шестым был хакер без диплома. Джон всячески упрашивал своего босса нанять хакера.
   "Но он хочет столько же, сколько и те, у которых есть дипломы", — сказал босс Джону.
   "Он стоит дороже", — сказал Джон. Босс его послушался. А когда Джон привел нового работника и объяснил ему как работает его система, новый хакер очень возбудился, начав просматривать код, который написал Джон. "Ты программируешь в точности как я!", — сказал он, — "Я даже не думал, что в мире это может делать кто-то еще!".
   Работая над большими частями игры и постоянно держа в уме то, что он хотел получить в итоге, Джон за месяц сумел создать на Atari игру, подобную Pac-Man. Для его написания он использовал часть процедур, которые разрабатывал раньше. Это был достаточно хороший пример творческого применения копирования: реинкарнация старых процедур, с помощью которых программист разрабатывал средства, которые делали побочные функции основными. И вот однажды процедуры Джона были модифицированы и использованы более эффективным образом. Это был нормальный и естественный результат применения хакерских принципов. Существенный единственный недостаток был в том, что каждому из третьего поколения хакеров надо было писать свои собственные библиотеки функций и свой инструментарий, дополняя их случайными дополнениями от своих друзей и пользовательских групп.
   Получившийся Pac-Man был очень похож на аркадную версию. Возможно, это была лучшая из ассемблерных программ, написанных для домашнего компьютера Atari. Но когда Харрис принес показать свою работу Кену Вильямсу, на горизонте замаячила проблема. Спустя некоторое время, некоторые компании стали настаивать на том, что права копирования, которыми они владели на игры для игровых автоматов, делают любые переносы этих игр на домашние компьютеры незаконными. Одним из самых больших правообладателей была Atari, и всем небольшим издателям компьютерных игр типа Broderbund, Sirius и On-Line было разослано письмо следующего содержания:



 
   ATARI SOFTWARE

   ПИРАТСТВО.

   ИГРА ЗАКОНЧЕНА

   Atari является лидером в разработке игр, таких как Asteroids™ и MISSILE COMMAND™... Мы по достоинству оцениваем реакцию, которую мы получаем от любителей игр со всего мира, сделавшую наши игры столь популярными. Но к несчастью, появились компании и частные лица, которые занимаются копированием игр ATARI, пытаясь при этом получить незаслуженные доходы из игр, которые они не разрабатывали. ATARI должна защищать свои инвестиции, так чтобы мы имели возможность и дальше заниматься вложениями средств в разработку новых и лучших игр. В соответствии с этим, ATARI делает предупреждение как пиратам, умышленно копирующим программное обеспечение, так и частным лицам, которые просто не беспокоятся соблюдением законов о праве копирования, в соответствии с которыми ATARI зарегистрировала в Библиотеке Конгресса аудиовизуальные разработки, связанные со своими играми и считает их своей исключительной собственностью. ATARI будет защищать свои права решительно применяя права копирования и предпринимая соответствующие действия против неавторизованных субъектов, которые воспроизводят или адаптируют существенные копии игр ATARI в независимости от оконечного компьютера или устройства, которые они при этом используют…

 
   Кен Вильямс знал, что Atari потратило миллионы долларов для резервирования прав на Pac-Man. Посмотрев на красочную, шуструю и немельтешащую копию аркадной игры, написанную Харрисом, он понял, что это была точная копия того, чего нельзя было продавать. "Она слишком сильно походит на Pac-Man", — сказал он, — "Ты зря потратил время, Харрис". Он предложил Джону видоизменить игру. Харрис забрал игру домой и перепрограммировал графику. Новая версия была практически такой же: отличие было в том, что привидения – придурковатые маленькие создания, которые гонялись за Пак-Маном, теперь носили защитные очки и имели тонкие усы. Призраки стали инкогнито! Отличный иронический комментарий к полному идиотизму сложившейся ситуации.


    Это было не совсем то, что Вильямс имел в виду. В течение следующих двух недель, Джон и Кен занимались интенсивными консультациями с юристами. Они хотели понять, как им можно было сохранить суть Pac-Man, и вместе с тем оставить Atari "в ее бухте"? Юристы сказали, что единственное, на что распространяются права Atari – это изображения характеров в этой игре.
   Был разработан новый сценарий, с отличающимся сюжетом про профилактическое лечение зубов. Брат Кена — Джон Вильямс, предложил, чтобы призраков заменили на "веселые лица". Они вертелись и сновали по всему лабиринту. Джон Харрис заменил желтого Пак-Мана на щелкающие вставные челюсти. Вместо точек на экране размещались "спасители жизни" — мятные таблетки, и запрограммировал процедуру, что если игрок съедал все точки, то появлялась зубная щетка, которая чистила зубы. Запрограммировать все это было несложно – Джон Харрис просто нарисовал новые образы в таблице изображений и вставил их в уже работающую программу. Это было одно из замечательных свойств компьютера, заключающееся в том, что вы могли изменить мир по своему желанию.
   Юристы уверили Кена в том, что его новый "Jawbreaker" ("Челюстедробитель") не будет представлять для Atari никаких проблем. Но они не знали Atari. Это была компания, которой владел промышленный конгломерат Warner Entertainment, которым управлял бывший текстильный промышленник, не видевший разницы между программным обеспечением и другим потребительским товаром. Так как к управлению Atari инженеры больше не имели отношения, то теперь компания имела отчетливый бюрократический уклон, который всячески душил хакерские импульсы. Программистам в Atari платили гораздо меньше, чем можно было подумать, глядя на астрономические цифры их продаж, а процесс убеждения "экспертов" по маркетингу с целью выпуска действительно новой игры на рынок представлял собой сложно преодолимую задачу. Atari никогда не включала имя программиста в игру, она даже отказывалась назвать его, когда этого требовала пресса.


Когда кто- то из лучших программистов компании начал жаловаться, то бывший текстильщик, который управлял Atari, по слухам, назвал хакеров "дизайнерами полотенец". Эти хакеры были среди многих, кто уволится из компании, и создадут свои собственные фирмы, серьезно пододвинувшие Atari на рынке игровых картриджей.
   Было похоже, что Atari не совсем серьезно относилась к проблеме увольнений собственных сотрудников, и вместо этого решила сосредоточить свои усилия на судебных процессах и трате массы средств на лицензирование безотказных прав собственности с других форм носителей, начиная от игр для игровых автоматов до кинофильмов. Ярким примером был Pac-Man, на который Atari потратила миллионы. Идея заключалась в том, чтобы сначала перенести игру на игровой автомат VCS, а затем на домашние компьютеры Atari 400 и Atari 800. Внутри компании над этой проблемой работало два различных подразделения, которые соревновались между собой. Общим между ними была только проблема постоянно увольнявшихся программистов. Так что представьте себе удовольствие боссов из Atari, когда в один прекрасный день, как гром среди ясного неба, лицо, не имевшее никакого отношения к компании, прислало им игру, которая циркулировала по группам пользователей летом 1981 года. Это была великолепная версия Pac-Man, которая прекрасно работала на Atari 800.
   Это был результат классического обмана Джона Харриса людьми из Реального Мира. Когда Джон работал над пересмотренной версией "Jawbreaker", до кого-то из персонала компьютерного магазина в Фресно дошли слухи о классной версии "Pac-Man", котору похачил бледный и немного нервный парень, часто заходивший в этот магазин и рассматривавший периферию и софт. Они попросили Джона Харриса показать им игру. Ни сколько не подумав о таких нехакерских ограничениях как корпоративная тайна, Джон Харрис поддался на уговоры и с гордостью продемонстрировал им рабочую версию. Он не усмотрел ничего необычного в их просьбе дать им переписать диск.


Он оставил им копию, затем вернулся в Гексагон Хауз, и продолжил дописывать игру.
   По Америке, среди пользовательских групп, начали циркулировать копии игры. Когда одна из них дошла до Atari, они начали обзванивать все известные им софтверные компании, с тем чтобы узнать, кто автор этой игры. Так они добрались до Кена Вильямса, которому позвонил один из официальных лиц Atari, сказав, что у них есть копия Pac-Man отличного качества и они пытаются найти ее создателя.
   "Расскажите мне об этой игре", — попросил Кен. И после того как сотрудник Atari описал ему, что в ней мелькают "счастливые лица", то Кен сказал: "Это Джон Харрис!". Человек из Atari сказал, что они хотели бы купить эту игру у Джона Харриса.
   Кен заставил Джона из своего офиса перезвонить в Atari, человеку который занимался приобретением игр, по имени Фред Торлин. По словам Кена, Торлин был под глубоким впечатлением от программы Джона Харриса. Он пообещал Харрису большие отчисления, упомянул о конкурсе на лучшую программу, который организовала Atari, с призовым фондом в 25,000 долларов и сказал, что никто из участников даже близко не подобрался к тому, что сделал Джон Харрис.
   Но Джон Харрис хорошо помнил, как Atari повела себя, когда он пытался изучать программирование на языке ассемблера. Он знал, что именно из-за письма Atari, которое получила On-Line, он был вынужден заниматься переделкой своей игры. Atari вела себя, по словам Джона, "как детский сад", хватаясь за информацию, как эгоистичный ребенок хватается за свою игрушку защищая ее от других детей. Джон Харрис сказал Кену, что у него нет никакого желания ставить свое имя на любую из программ, которую опубликует Atari (хотя Atari не упоминала, что будет ставить его имя на этой программе), и что он собирается дописать "Jawbreaker" для Кена.
   "Jawbreaker" стал мгновенным бестселлером. Практически любой, кто его видел, отмечал что он представляет собой нечто выдающееся среди программ для домашних компьютеров Atari.


Так считали все, кроме самой Atari. Люди, которые стояли во главе компании считали, что программа Джона нарушает их право, безусловно им принадлежавшее (по их мнению), как владельцам всех прав на Pac-Man, извлекать из него денег столько, сколько возможно, продавая его тем способом, который они считали наиболее пригодным. Если игра, которую продавал Кен Вильямс, давала игроку те же ощущения, что и во время игры в Pac-Man, особенно если игра Джона Харриса, была гораздо лучше того, что могли создать программисты внутри Atari, то маловероятно чтобы пользователь купил версию Pac-Mana, созданную в Atari. При этом Atari считала, что ее приобретение лицензии на Pac-Man предоставляет ей неограниченное право выжимать каждый пенни, из домашних компьютерных игр, которые были подобны "Pac-Man".
   Хакерской Этике был брошен вызов. С какой стати Atari должна собирать деньги с тех людей, которые хотели похачить ее код и, в конечном счете, улучшить игру? Была ли какая-то общественная выгода в том, что какая-то компания объявила часть программного обеспечения своей собственностью и не давала остальным возможности сделать его более полезным?
   Atari не видело никакого смысла в этих доводах. Это был Реальный Мир, поэтому после выпуска в продажу "Jawbreaker" Atari начала оказывать давление на On-Line Systems. С одной стороны, она хотела заставить Кена Вильямса прекратить продажи игры, с другой стороны она хотела купить игру Джона Харриса.

 
   * * *

 
   У Кена не было никакого желания воевать с Atari. Не то чтобы он был безусловным сторонником Хакерской Этики, скорее, он не делал из этого политической проблемы, а именно с такой точки зрения смотрел на это Джон Харрис, если иметь ввиду продажу программы Atari в собственность. Поэтому, когда представитель Atari, Фред Торлин пригласил Кена и Джона Харриса приехать в Саннивейл, то Кен дал свое согласие.
   Джон Харрис, который крайне редко обращался с простыми житейскими ситуациями с тем же искусством как ему удавалось извлекать магию из внутренностей Atari 800, опоздал на свой рейс, и добрался до комплекса зданий из стекла и бетона, принадлежавшим Atari в Саннивейле, уже после того как встреча закончилась.


Ему крупно повезло.
    Потом Кен рассказывал все, что там произошло под присягой. Фред Торлин провел его в офис, где его ожидали юристы, работавшие на Atari. Главный ассоциированный советник Atari, по имени Кен Нуссбахер ( который не присутствовал на собрании), потом рассказывал о тактике, которую его компания проводила в отношении издателей программного обеспечения, типа On– Line как о методе "кнута и пряника". Этот случай был типичным примером. По словам Кена Вильямса, один из поверенных сказал ему, что он бы хотел договориться с On-Line о производстве Pac-Man для Atari, благодаря чему проблема нарушения прав, которую создал выпуск игры "Jawbreaker", будет решена тихо и без лишнего шума. Это был "пряник". Кен сказал, что для него было бы удовольствием сотрудничать с Atari, и он хотел бы услышать от них конкретные предложения.
   Второй адвокат достал "кнут". Кен рассказывал потом, что этот юрист начал на него орать и осыпать проклятиями. Этот адвокат говорил: "меня наняли для того, чтобы искать компании, которые нарушают права Atari и выкидывать их за это из бизнеса…". Он также говорил, что Atari может себе позволить гораздо более широкую юридическую поддержку, и что если я не буду играть в мяч на их стороне, они сотрут меня в порошок.
   Кен был настолько взволнован, что его начало трясти. Но несмотря на это, он сказал адвокатам Atari, что суд, скорее всего, окажется более квалифицированной инстанцией, которая будет в состоянии оценить, является ли "Jawbreaker", нарушением прав копирования.
   В тот же момент, Фред Торлин попросил адвоката успокоиться и рассмотреть вариант предложения, при котором обе компании могут начать сотрудничать ("пряник"). Они начали обсуждать какое количество времени потребуется Джону Харрису, девятнадцатилетнему хакеру, который обожал компьютеры фирмы Atari, но презирал компанию как таковую и который умудрился застрять где-то между Коарзголдом и Саннивейлом, завершить новую игру Pac-Man для Atari.


Но Торлин предложил всего пять процентов гонорара, что было крайне мало. После того как Торлин сказал Вильямсу: "У вас нет выбора", ужас Кена начал превращаться в ярость. Для себя он решил, что пусть лучше Atari подаст на него в суд, чем он поддастся неприкрытому шантажу. А чтобы подчеркнуть свое отвращение, он швырнул спецификации по переделке Pac– Man на стол Торлина и вернулся в Коарзголд не связав себя никакими договоренностями.
   Через некоторое время появилось ощущение, что Atari пытается прикрыть On-Line. Брат Кена – Джон, вспоминал, что однажды кто-то сообщил ему, что Atari добилась судебного распоряжения конфисковать любой компьютер или другое устройство, на котором могут быть копии дисков с "Jawbreaker", то есть любой компьютер или привод дисков, который был у Кена в компании, и что судебный маршал из Фресно уже в пути. Джон Вильямс, которому тогда было всего двадцать лет и в тот момент именно он находился в офисе компании, не смог найти Кена или Роберту, а потому он попросил унести компьютеры по домам до прихода маршала. В противном случае, на следующий день компания не смогла бы работать.
   Эл Томмервик, который гнал свою урчащую "тойоту" всю ночь, для того чтобы выступить на стороне Кена в суде, во время слушания по части обыска, говорил, что Роберта отослала ему тогда все мастер-копии программного обеспечения в целях безопасности. Он сказал, что будет подыскивать место для On-Line в случае если Atari сумеет закрыть их офис. До этого не дошло, и тем не менее, осенью 1981 года было достаточно напряженным временем.
   Джон Харрис был в особенности потрясен происходящим. Он получал достаточно денег в виде гонорара, для того чтобы купить себе дом за пределами Окхарста – большое деревянное строение оранжевого цвета. Также он купил себе пикап 4x4. Он занимался работой над новой игрой для On-Line. Это была еще одна игра-лабиринт, которая называлась "Mouskattack". Несмотря на то, что фортуна повернулась к нему лицом, он очень нервничал, когда пришел давать показания под присягой.


Это были первые числа декабря.
    Картина была крайне странной. Джон Харрис, которому было всего девятнадцать лет, одетый в джинсы и майку, стоял лицом к лицу с самыми лучшими юридическими талантами, одной из самых больших в США корпораций развлечений. Команду адвокатов On-Line возглавлял Ви Сепулведа, немногословный юрист из Фресно, носивший прическу из коротких седых волос и большие солнечные очки, похожие на защитные очки у летчиков, и пребывавший в полной уверенности в успехе. Его предыдущее дело по части нарушения законов о праве копирования заключалось в том, что некоторые типографии требовали признания текста проповеди "Desiderata" общественным достоянием.
   Во время слушания, Джон Харрис начал так сильно волноваться, что не мог сидеть спокойно. Адвокат Atari начал расспрашивать его о ранних опытах в программировании, о его работе в Сан-Диего, как он встретился с Кеном, и о том, как он написал "Jawbreaker". На все вопросы Джон отвечал легко, но из-за его напряженности, он все еще чувствовал себя скованным, часто поправлял себя, а однажды даже оборвал свою речь и сказал: "О Боже, как это неуклюже звучит". Джон был человеком, который обычно любил поговорить о своей работе, но в этом случае все обстояло по-другому. Он был в курсе того, что цель этого адвоката заключается в том, чтобы вынудить его сказать лишнее и запутать его. Возможно, дача показаний является поиском истины и здесь задают самые эффективные вопросы, для того чтобы получить наиболее точные ответы. Сам процесс должен выглядеть как правильно написанная программа на языке ассемблера, в которой для доступа к ресурсам процессора и прямого обмена с памятью достаточно задать всего несколько инструкций, поддерживать флаги внутри регистров и по истечении тысяч операций получить на экране результат. В Реальном Мире все работало не так. Истина, которую вы открыли для себя внутри компьютера здесь была бесполезной, и было похоже, что адвокат Atari пытается затолкать в Джона Харриса неверные данные чтобы вызвать сбой в системе.


    В то время как хакер, сидящий внутри Джона Харриса, приходил в ужас, столкнувшись с противостоящей ему юридической системой, юридическая система также испытывала трудности, пытаясь подстроиться под него. Правила сбора показаний кое в чем были более серьезны, чем его собственные стандарты архивирования информации. Кен Вильямс, во время своего собственного выступления, предупредил адвокатов Atari об этом, когда они спросили его о статусе исходного текста Харриса для программы, и он ответил: "Я знаю Джона Харриса, и я подтверждаю, что он ничего не документировал. Он не работает таким образом".
   Не работает таким образом?Невероятно! Программист в Atari, как и любой другой "профессиональный" программист должен был регулярно передавать свой код другим людям, которые его надлежащим образом просматривали. Юристы из Atari этого не понимали, как не понимали и того, что Эд Робертс, Стив Возняк и даже разработчики их собственной Atari 800 своими руками создали Третье Поколение хакеров — крайне узких специалистов в области микропроцессоров, которые были не в курсе о существовании ни блок-схем ни прочего дерьма, и не использовали клавиатуру, кроме как в качестве палитры для хаканья своего собственного пути к творениям, подобным Пикассо.
   Юрист из Atari (обращаясь к Кену):
   Является ли фактом то, что, как правило, программист, который занимается разработкой подобных игр, как минимум рисует блок-схемы алгоритмов, а затем пишет исходный текст, прежде чем он начнет набирать его на клавиатуре?
   Кен Вильямс:
   Нет.
   Юрист из Atari:
   То есть они просто сидят за клавиатурами и набивают программы?
   Кен Вильямс:
   Мои программисты обычно слишком ленивы, для того чтобы рисовать блок-схемы. В большинстве случаев они даже не знают, что произойдет, после того как они запустят программу. Они пытаются сделать работоспособной некоторую процедуру, затем заканчивают ею заниматься в приоритетном порядке, а потом из таких шагов получается целая игра.
   После всего этого у адвокатов Atari не вызвало большого удивления, что на второй день слушаний показаний Джона Харриса, выяснилось, что он не в состоянии найти им написанную копию Pac-Man, который существовал до "Jawbreaker".


Компьютеры Atari, принадлежавшие On– Line находились в использовании для копирования игры "Волшебник и Принцесса", а компьютер Джона вышел из строя, так что он даже был не в состоянии найти диск, на котором находилась игра. "На нем спереди нет метки", — пояснил Джон, сказав при этом: "Насколько я помню, он должен быть где-то в моей библиотеке".
   Адвокаты Atari продолжили задавать вопросы Джону Харрису, пытаясь выяснить разницу между версиями его игры. По мере того как допрос продолжался, линия между свободой творчества и плагиатом становилась все тоньше и тоньше. Да, Джон Харрис умышленно скопировал Pac-Man при написании своей собственной игры, но большая часть его кода была написана еще до того, как он увидел Pac-Man. А так как Atari 800 очень сильно отличалась от игрового автомата с этой игрой, использовала другие чипы и требовала других технологий программирования, то код Джона Харриса не имел никакого сходства с кодом, который был у Atari — он был полностью оригинальным.
   Да, его первая игра выглядела как Pac-Man, и в ней использовались изображения героев, защищенные копирайтом. Но Кен отказался продавать эту версию, и Джон изменил внешний вид действующих героев. Atari продолжало настаивать на том, что проведенные изменения недостаточны. Atari заставило прийти в суд главу своего маркетингового департамента и объяснить судье "магию Пак-мана", назвав ее игрой с "маленьким парнем, маленьким Пак-маном", который ест точки и таблетки силы, которые помогают ему "переворачивать столы", а затем преследовать гоблинов, которые до этого пытались сожрать его. Маркетроид затем перешел к тому, что "магия Atari" уверена в приверженности к приобретению прав на популярные аркадные игры.
   Ви Сепулведа настаивал на том, что Джон Харрис просто взял идеюPac-Man у Atari, и процитировал закон, в котором утверждалось, что идеи не могут быть объектами права копирования. Ви вкратце привел список отличий его игры от Pac-Man.


Но среди всех лабиринтов, отметили юристы Atari, Джон Харрис выбрал именно лабиринт Pac-Man. И по собственному признанию On-Line они просто выполнили косметическую хирургию над виртуальной копией Pac– Man.
   И тем не менее, судья отказал Atari в удовлетворении предварительного иска, в котором On-Line пытались заставить прекратить продажи "Jawbreaker". Он посмотрел на обе игры, сказал что он видит разницу между ними, и в соответствии с этим, отказывает в проведении дальнейшего слушания, а On-Line следует разрешить и дальше продавать его игру. Адвокаты Atari выглядели ошеломленными.
   Давиду временно удалось поразить Голиафа. Тем не менее Кен Вильямс не испытывал сильно большой радости, как этого следовало бы ожидать. Так как у On-Line были свои собственные игры и свои собственные копирайты, то Кену Вильямсу стало ясно, что в самом дальнем уголке своего сердца он был все-таки ближе к точке зрения Atari, чем к устремлениям Хакерской Этики. "Если это откроет дверь для других программистов, которые начнут передирать мое программное обеспечение", — сказал он Элу Томмервику сразу же после оглашения решения суда, "то все что случилось здесь – это плохо", но он сумел выиграть иск, до того как он перешел в полномасштабное судебное разбирательство.

Волшебник и принцесса

   Если вы будете ехать от Фресно по 41-й федеральной трассе по направлению к южному проходу в горах Йосемайт, то поначалу вам придется медленно карабкаться в гору, проезжая через горные равнины, изредка заставленные огромными, рябыми валунами, где-то через сорок миль вам на пути попадется городок Коарзголд, и сразу же после него дорога начинает подниматься уступами вверх, забираясь на самый верх горы Дедвуд. И только начав спускаться с горы можно увидеть, что дорога "41" переходит в главную улицу городка Окхарст, с населением менее шести тысяч человек. Тут есть современный магазин "Raley's" (все от здоровой пищи до электроодеял). Несколько закусочных с "быстрой едой", несколько магазинов готовой одежды, два мотеля, офис агентства недвижимости, со стоящей перед ней и несколько поблекшей статуей из фибергласа, которая изображает медведя. Спустя милю от Окхарста, дорога еще в течение тридцати миль продолжает свой подъем в Йосемайт.
   Медведь был говорящим. Если вы нажимали на кнопку на его постаменте, то можно было услышать, как он произносит своим низким и рычащим голосом приглашение посетить Окхарст, с особым ударением на стоимость земли здесь. Медведь ничего не говорил о том, как персональные компьютеры изменили город. Когда-то Окхарст переживал трудные времена, но в 1982 году он мог похвастаться одной большой и успешной историей, которая здесь произошла. В городе появилась компания, которая была построена в полном соответствии с хакерской мечтой. Это стало возможным только благодаря тому, что делал Стив Возняк и его Apple Computer. Компания, обосновавшаяся в Окхарсте, покажет всем как хакерство передовых компьютерных программ, будет признано во многих частях Реального Мира. Теперь, когда хакерам– электронщикам удалось дать компьютеру свободу и сделать его персональным, те хакеры, которые играли в "Космические войны" в МТИ, вряд ли смогли бы себе представить, что потомки той самой программы для PDP-1 дадут начало новой индустрии.


    Невдалеке от говорящего медведя находилось неприметное двухэтажное здание, которое изначально строилось под магазины и офисы. За исключением небольшой комнаты, которую занимал офис адвоката, а также крохотного офиса местного представительства Pacific Gas and Electric, все остальное здание занимала компания Sierra On-Line. Ее основным продуктом были программы — много строк кода, написанного на ассемблере и размещенного на гибких дисках. Если диски вставлялись в персональные компьютеры типа Apple, то компьютер превращался в площадку для фантастических игр. Коньком компании были игры типа "Adventure", подобные той, которую написал Дон Вудс в Стэндфордской лаборатории ИИ. В Sierra On-line сообразили, что в игру стоит добавить картинки, и потому счет проданных дисков пошел на десятки тысяч.
   К концу августа 1982 года, в On-Line трудилось около семидесяти работников. Жизнь менялась настолько быстро, что иногда, в некоторый конкретный день, было сложно назвать точную цифру. За последний год компания выросла втрое. Годом раньше, в 1981 году, в ее составе были только основатели – Кен и Роберта Вильямс, а в 1980-м, когда компания только начала свою работу, они были соответственно двадцать пятым и двадцать шестым работниками по счету.
   Кен Вильямс сидел в своем кабинете. Под его окном стоял его красный Porsche 928. Это был еще один день, когда можно было сделать немного истории и получить удовлетворение от сделанного. Сегодня в кабинете Кена был относительный порядок: груды бумаг на столе имели в высоту только несколько дюймов. Софа и несколько кресел, стоящих рядом со столом были свободны от журналов и флоппи-дисков. На стене висела литография, напоминавшая "Мыслителя" Родена: но вместо благородного человека, застывшего в размышлениях, на ней было изображение робота, раздумывавшего над Apple, раскрашенным в радужные цвета.
   В то время Кен Вильямс был типичным неряхой. Он был мужчиной плотного телосложения, с большим животом, одутловатыми чертами лица с дружественным взглядом голубых глаз.


На его красной майке и джинсах красовалось по дыре. Его русые волосы нечесаным ковром спускались до плеч. Он сидел в своем высоком, коричневом кресле начальника как пост– контркультурный король Коль. Своим приятным для слуха калифорнийским выговором, с четко соблюдаемыми паузами в предложении, которые задумчиво соскакивали с кончика его языка, он рассказывал о своей жизни репортеру. Разговор шел о большом росте его компании. Он не преминул поделиться удовольствием оттого, что компьютеры, благодаря программному обеспечению, которое создает его компания, несут благую весть по всему миру, а теперь он рассуждал по поводу изменений, которые начали у них происходить, так как его компания увеличилась в размерах и стала действительно большой. Гораздо больше, чем просто работающая группка хакеров, затерянная посреди гор. Теперь Кен был в пределах досягаемости силы Реального Мира.
   "То, что мы делаем каждый день, повергает меня в смятение", — говорил он. Он также говорил о том, что они в конечном итоге станут открытым акционерным обществом. Такое было типично. В 1982 году, об этом говорили многие из людей, владельцев компаний, родившихся во время революции, начатой хакерами-электронщиками. Компьютеры становились драгоценным камнем экономики, потому что это была единственная область промышленности, которая росла во время общего спада. Все больше людей знакомилось с магией вычислительной техники, поначалу сверкавшей слабой искрой лишь у провидцев Практического Императива в "пакетных монастырях", в той силе, с которой умели обращаться хакеры на PDP-1, в силе доступа к информации, которую демонстрировал Эд Робертс, и которую по своему использовал Ли Фельзенштейн. Но в результате, компании типа Sierra On-Line, начавшие с минимумом средств, не имели достаточного капитала, чтобы задумываться над выпуском своих акций в свободное обращение. То, что говорил Кен Вильямс, напоминало речи тех, кто несколько лет назад, точно таким же бесстрастным и уверенным тоном увещевал окружающих, что когда-нибудь, все их труды будут вознаграждены.


С их точки зрения, это было также неминуемо как божественное благословение или неотвратимый оргазм. Превращение в публичную акционерную компанию — это было вашим заслуженным правом, по крайней мере, если вам удалось за два года превратиться из амбициозного программиста во владельца компании, которая имеет годовой оборот в $10,000,000 долларов.
   Для компании Кена Вильямса это было переломное время. Это было непростое время для индустрии компьютерных игр и для всей Америки. Какие-то тайные силы объединились и усадили Кена Вильямса, бывшего хакера (с его слов), за водительское сидение, того, что было по размерам больше чем просто Porsche 928.
   Кен Вильямс вышел из своего офиса и прошел в большую комнату с распашными дверями, которая была на нижнем этаже того же самого здания. В комнате находилось два ряда "кубиклов" , сама комната представляло собой оштукатуренное помещение с непритязательным половым покрытием, которое бывает на промышленных предприятиях. В каждом кубикле стоял компьютер и монитор. Это был офис, в котором работали программисты, и, здесь же, его дожидался молодой хакер, пришедший показать ему игру, которую он сам написал. Хакер имел несколько нахальный вид: он был невысокого роста, с бравирующей улыбкой на самоуверенном курносом лице. Его грудная клетка, под полинялой синей футболкой, выдавалась вперед, как у бентамского петуха. Он приехал сюда утром из Лос-Анджелеса, и поездка по горам была для него столь напряженной, что он вполне мог слить в бак излишки адреналина.
   До прихода Кена он установил игру на компьютер. На мониторе появилось изображение прототипа игры, называвшейся "Wall Wars", которую он писал в течение последних пяти месяцев интенсивными бросками с полуночи до восьми часов утра. Он работал в своей маленькой комнате, под музыку группы "Haircut 100", которую изрыгал его магнитофон. "Wall Wars" представляла собой поток цветных брусков, похожих на кирпичи, из которых формировалась подвижная стена в середине экрана.


Вверху и внизу экрана находились два одинаковых робота. Игрок управлял одним из роботов, стрелял в стену и выбивал из нее достаточное количество кирпичей для того, чтобы создать движущуюся дыру и уничтожить второго робота, в то время как противник занимался аналогичной задачей, только у него в качестве жертвы использовался игрок.
   Хакер дал себе обещание, что если Кен Вильямс купит идею его игры, он уволится из компании Mattel и станет независимым программистом, пытаясь попасть в ряды элиты, которую уже сейчас называли суперзвездами программного обеспечения. Эти люди стали апогеем третьего поколения хакеров, которые начали самостоятельно изучать искусство программирования на небольших компьютерах. Они никогда не тянули себя за шнурки при помощи различного рода объединений в группы. Они мечтали не только о радикальных и окончательных хаках, но также о славе и чеках на большие суммы.
   Кен Вильямс вошел своей легкой походкой в комнату и облокотился о край перегородки. Юный хакер, старательно скрывая свое волнение, начал что-то рассказывать ему про свою игру, но было похоже, что Кен его не слушает.
   "И на этот момент это все что есть?", — спросил Кен.
   Хакер кивнул и начал объяснять, как играть в игру. Кен прервал его.
   "Сколько тебе понадобиться времени, чтобы закончить?"
   "Я собираюсь уволиться с моей работы", — сказал хакер, — "Тогда я закончу примерно за месяц".
   "Значит надо иметь в виду два месяца", — сказал Кен, — "Программисты всегда лгут". Он развернулся и пошел к выходу, бросив на прощание: "Зайди в мой кабинет, и мы подпишем контракт".
   Это было похоже на то, как умудренный опытом голливудский продюсер одобрительно кивает в адрес, внимающей всем своим существом, старлетки – молодой, но подающей надежды кинозвезды. Эта сцена была показательна для существенных изменений в том, как люди теперь воспринимали компьютеры, как они их использовали в настоящий момент и работали с ними.


История хакеров МТИ и Клуба Самодельщиков дошла до нового этапа: Sierra On-line и молодые звезды программирования.
   Хакерская Этика, наконец, столкнулась с рынком.

 
   * * *

 
   Кен Вильямс никогда не был чистым хакером. Он никогда не поднимал знамя гордыни, и его никогда не посещали идеи аристократичности компьютерного искусства. Он случайно столкнулся с работой на вычислительной технике, и также случайно у него развилось хорошее отношение к машинам: был момент, когда он совсем не чувствовал себя их хозяином и тем более не мог предполагать как компьютер сумеет изменить мир.
   Поначалу компьютеры показались ему абсолютно непонятными. Он встретился с ними впервые в Калифорния Политекник, в кампусе Помона, который он посещал потому что, во– первых, он обходился ему двадцать пять долларов в квартал вместе с учебниками, а во-вторых, ему было еще только шестнадцать лет, а школа находилась близко от его дома. В качестве основной дисциплины он выбрал физику, а вот с некоторыми предметами у него не заладилось. Хотя Кен легко осваивал большинство из них и показывал неплохие результаты, такие вещи как тригонометрия и разные исчисления, давались ему не так легко как все остальное. А теперь появился еще и курс по компьютерам, в котором обучали программированию на ФОРТРАНе.
   Компьютеры поначалу испугали Кена, и у него выработалось странное к ним отношение. У него вообще был ряд не совсем обычных привычек. Он всегда настаивал делать все в школе, отказываясь выполнять домашние задания в старших классах. Он читал запоем, начиная от "Hardy Boys", до истории Гарольда Роббинса – нищего, который стал богачом. Со временем, она стала его любимым жанром, потому что Кен думал, что он сам является неудачником. Его отец ремонтировал телевизоры в компании Sears. Это был суровый человек, он переехал в Калифорнию из Камберланд Каунти в Кентукки, и его товарищи по работе дали ему прозвище "Деревня" (Country). В Помоне им довелось жить в изрядной тесноте, а временами Кену приходилось спать в одной постели с двумя братьями.


Он старательно избегал потасовок. Позже он с улыбкой признавал, что был трусом: "Я не мог дать сдачи", — объяснял он как-то раз. Часто встречающаяся среди его сверстников традиция доминирования и грубости к окружающим была ему несвойственна.
   Но когда он начал читать большие мелодраматические романы, то ему очень понравились перипетии сюжета. Ему нравилось, когда какой-нибудь бедный парень, зарабатывал состояние, чем покорял всех девчонок. Было похоже, что его сильно очаровывала жизнь Джонаса Корда, молодого и беспечного персонажа типа Говарда Хьюза из The Carpetbaggersкоторый сумел хорошо распорядиться полученным им наследством, и превратить его в авиационную компанию и империю по изготовлению фильмов. "Это было то, что я считал для себя ролевой моделью",– говорил позднее Кен. Возможно, что именно под влиянием амбиций Джонаса Корда, Кен стал более активен в старших классах — он начал играть в ансамбле, познакомился с девушкой, выучился играть в игру хороших оценок, а также начал зарабатывать деньги. (Он потом хвастался, что выиграл большое количество соревнований, будучи разносчиком газет, и его имя было в списке лучших контролеров билетов в Диснейленде). Склонность Кена к собственной недооценке и собственной независимости внешне скрывали сильные стремления, которые проявлялись даже тогда, когда он был приперт в угол посредственным компьютером CDC во время преподавания его группе курса ФОРТРАНА.
   Несколько недель он боролся, скрываясь среди своих товарищей. Он поставил себе задачу: прошмыгнуть через этот лабиринт, придерживаясь одной из стен, как маленькая мышь. (Это было связано с названием одной из программ, старинной игры "Мышь в Лабиринте" еще на TX-0, где маленькая мышь пыталась найти бокалы с мартини.). Из трехмесячного курса прошло уже два месяца, а у Кена все еще ничего не получалось. Он продолжал заниматься, и в один прекрасный день, к нему пришло прозрение. Он понял, что компьютер на самом деле никакой не умный. Это просто тупое создание, которое выполняет приказы, в которых надо точно объяснить ему, что и в каком порядке следует делать.


Им вполне можно управлять, и над ним можно стать Богом.

 
   Сила,сила,сила! Здесь, в этом мире, который как игрушка лежит передо мной. Здесь я держу дирижерскую палочку, словно член в своих руках, и нет никого, кто может сказать мне "нет".

Джонас Корд, из The Carpetbaggers Гарольда Роббинса

 
   Мышь сумела проскочить через лабиринт. Кен Вильямс завершил этот курс. В его голове словно зажегся свет, и в его группе каждый мог видеть, с какой легкостью он пишет код. Кен Вильямс научился обращаться с Тупым Созданием.
   Для Кена, в этот момент, был более важным его роман с девушкой по имени Роберта Хейер. Он познакомился с ней еще в старшем классе, когда она встречалась с его другом. Совершенно неожиданно для себя самого, Кен однажды позвонил ей, немного волнуясь, представился, и пригласил ее сходить куда-нибудь. Роберта, скромная и застенчивая девушка, говорила, что поначалу Кен ее совсем не впечатлил. "Он был умным, но вел себя глупо. Он стеснялся, и чтобы скомпенсировать это, он позволял себе лишнее и иногда вел себя слишком агрессивно. Он носил сигареты в своем кармане, хотя и не курил. После нашей первой недели знакомства, он попросил меня быть его постоянной подругой".
   Роберта все еще встречалась с тем самым парнем, и Кен попытался принудить ее сделать выбор. Роберте надо было все хорошо взвесить, стоит ли ей связываться с этим ненадежным и назойливым парнем, но однажды натура Кена открылась для нее. "Он разговаривал о физике", — вспоминала Роберта, — "и я поняла, что он был незаурядным юношей. Все другие мои друзья, с которыми я встречалась до того, выглядели бледно на его фоне. Кроме того, Кен говорил о повседневных вещах и об ответственности". Она прекратила встречаться с другим парнем, и почти сразу же Кен начал подталкивать ее к постоянным обязательствам. "Я не хочу быть больше один", — говорил он ей.
   Роберта поговорила об этом со своей матерью. "Он собирается идти дальше", — сказала она, "Для того чтобы сделать это на самом деле.


Что бы стать чем-то".
    В конце концов, Кен однажды сказал ей: "Мы женимся и точка!". Она не сопротивлялась. Ей было девятнадцать, ему – на год младше.
   Год спустя Роберта забеременела, Кен скатился на "D", и начал беспокоиться о том, как ему поддерживать семью. Из объявлений о найме, он понял, что работы в компьютерном программировании куда как больше чем в физике, и он решил для себя, чем он будет заниматься. Он собрался делать карьеру в электронной обработке данных, как об этом говорилось на обложке одного журнала. Отец Роберты выступил дольщиком в студенческом займе на $1,500 в оплату за обучение в заведении, которое называлась Институт компании Control Data.
   Мир, в который попал Кен, не имел ничего общего со святой непорочностью лаборатории ИИ в МТИ. Его будущие коллеги в отрасли деловых вычислений, были слабо обуреваемы Практическим Императивом, тем самым, что двигала массой людей занимавшихся своими "Альтаирами" и хакерством железа. В самом начале 70-х годов, сфера деловых вычислений, в которую угодил Кен, считалась в Америке самой странной. То чем занимались эти кроткие белые моли, было несерьезной работой. На этих Неповоротливых Гигантах с их перфокартами и жужжащими колесами, они занимались такими вещами, о которых никто не имел ни малейшего представления. С точки зрения непосвященных не было никакой разницы между тунеядцами, которые пробивали карты и стучали по клавиатурам, и опытными технарями, которое программировали машины для размещения содержимого карт в правильных местах. Они все носили белые рубашки и толстенные очки, как из донышек от бутылок с "Кока-колой". Белые моли в компьютерных залах — существа распутного века.
   Если бы у Кена и Роберты был широкий круг друзей, то они могли бы противостоять этому стереотипу, которому Кен никак не соответствовал. Но Кен и Роберта не собирались пускать здесь корни или обзаводиться близкими друзьями. Как программист, Кен был скорее Джонасом Кордом, чем Ричардом Гринблаттом или Ли Фельзенштейном.


Потом, он с юмором говорил: " Я думаю, что жадность может охарактеризовать меня лучше, чем что-нибудь еще. Я всегда хотел иметь больше".
   Кен Вильямс при выпуске из Control Data Institute не был гениальным программистом, но он был хорошо готов к выполнению любой работы, которую бы от него потребовали. И даже больше. Много работы, как только возможно, которая помогла бы ему идти настолько далеко, насколько он мог. А затем взяться за другую работу, которая требовала от него еще больших усилий, вне зависимости от того, была у него для этого нужная квалификация или нет. И вместо того чтобы полностью уволиться от своего предыдущего работодателя, Кен пытался продолжать с ним работать, но уже в качестве консультанта.
   Он говорил, что знает языки программирования и операционные системы, хотя не имел о них ни малейшего представления, всего лишь прочитав книгу о предмете за несколько часов до интервью. И он умудрялся добиваться места, вешая лапшу на уши.
   "Нам нужны специалисты, которые программируют на BAL", — могли сказать ему, упоминая какой-то таинственный язык программирования, а он мог саркастически рассмеяться:
   "BAL? Да я программирую на BAL последние три года!"
   Затем он немедленно бежал за книгами, потому что он никогдараньше не слышал ни о каком BALe. Но к тому времени когда начиналась реальная работа, он уже доставал всю нужную документацию, обычно представленную в виде тонких, отпечатанных на дешевой бумаге и плохо переплетенных книг, которая была фальшивым доказательством его опыта с BAL, или, по крайней мере, он выигрывал время, до тех пор пока он не добирался до машины и не выяснял что из себя представляет этот BAL.
   Вне зависимости от того, где он работал, а поработать ему удалось в несчетном количестве никому неизвестных компаний в большой долине около Лос-Анджелеса, он нигде не встречал людей, которые были достойны хотя бы капли его уважения. Он смотрел на людей, которые многие годы писали на компьютере программы, и говорил: "Дайте мне книгу, и через два часа я буду делать то же самое, что они делают".


И чтобы доказать это, он продирался через стопу мануалов, в течение нескольких дней усваивал материал по четырнадцать часов в день с перерывом только лишь на сон. И, по истечении этого срока, он начинал выглядеть, по крайней мере, как один из лучших программистов.
   Он мог прийти в интенсивно кондиционируемые компьютерные залы в самые поздние ночные часы, для того чтобы найти в своей программе ошибку, или восстановить компьютер с резервной копии, в случае если одна из его программ затыкалась и система с миллионами расчетов разваливалась так, что обычному персоналу нечего было надеяться, чтобы оживить машину. Кен был уверен, в том, что глупость его коллег была ограничена лишь удивительной податливостью Тупой Бестии — существа, которое он чувствовал, и которое дружески относилось к его искусству программирования. Он упорно работал над проблемой в течение трех дней, часто забывая перекусить, до тех пор, пока Тупое Создание не начинало работать снова. Кен Вильямс, герой дня, укротитель Тупого Создания, мог идти домой, вздремнуть денек другой, затем вернуться на работу, готовым к очередному марафону. Служащие это видели и относились к нему с большим уважением.
   Кен поднимался с умопомрачительной скоростью, Роберта это понимала по тому, как они переезжали в Лос-Анджелесе с места на место. За прошедшие десять лет они умудрились сделать это около двенадцати раз, всегда удостоверяясь в том, что они продали свой дом с выгодой. У них не было времени, чтобы завести друзей. Они чувствовали себя одинокими и не в своей тарелке. Они были как семья "белых воротничков", живущая по соседству с семьями из "синих воротничков". Единственным утешением были деньги. "Будет ли это хорошо, заработать еще двести долларов в неделю?", — могла бы спросить Роберта, после чего Кен мог наняться на еще одну работу, или заняться дополнительным консалтингом…. Но до этого момента, когда Кен только что устроился на новую работу, он и Роберта могли сидеть в крошечной гостиной их дома и спрашивать друг друга: "Будет ли это хорошо – заработать надвести долларов в неделю больше?".


Это давление жизни никогда не останавливалось, особенно, после того как Кену Вильямсу начали в голову приходить пустые мечты о фантастических суммах денег. Денег, достаточных чтобы ничего не делать оставшуюся часть жизни, и так чтобы их хватило не только им, но и их детям. (В тот момент Роберта была беременна вторым сыном, которого они решили назвать Крис). "Будет ли это хорошо", размышлял он, "уйти в тридцать"?
   Но потом кое-что поменялось. Изменилось его отношение к Тупому Созданию. Если у Кена было время, то он часто отодвигал в сторону часть, напечатанных плотным шрифтом и плохо переплетенных руководств и справочников, пытаясь понять, что же в действительностидвижет такими большими машинами как Burrough, IBM или Control Data. И по мере того как он узнавал больше о своей профессии, он начинал все больше ее уважать. Он стал лучше видеть, как в ней можно было добиться мастерства. Здесь были определенные уровни компетенции, находившиеся за гранью того, что Вильямс считал ранее достижимым. По-прежнему существовал своего рода программистский пантеон — в некотором роде братство, как и в старые добрые времена.
   Кен ощутил этот вкус, вкус более экзотичных мест, когда он быстро поговорил по поводу своей работы в качестве системного программиста в Bekins Moving and Storage. Bekins в последствии перешел с компьютера фирмы Burroughs на больший и немногим более интерактивный компьютер фирмы IBM. Кен нагло приписал себе в карьерную историю должность "специалист по компьютерам IBM", благодаря чему и был принят на работу.
   В Bekins, Кен Вильямс оказался связан с чистым программированием. В его задачу входила инсталляция на IBM высокопроизводительной телекоммуникационной системы, которая позволяла восьми или девяти сотням пользователей из отделений по всей стране работать вместе, из-за этого же в ней существовали проблемы и сложности, которые ему ранее не встречались. Если он не был сильно занят, то он экспериментировал с тремя или четырьмя языками, удивляясь тем способам, которые требовалось держать в голове для каждого языка.


Внутри компьютера находился целый мир… способ мышления. И может быть впервые, Кен Вильямс был занят процессом собственно вычислений, чем целью, которая должна была быть достигнута при выполнении работы. Другими словами, он был занят хакерством.
   Как следствие постоянно поддерживаемого интереса, Кен оставался в Bekins гораздо дольше, чем у других своих нанимателей — полтора года. Это время было проведено с хорошей пользой, его следующая работа предоставляла ему еще большие возможности, а за это время у него появились контакты и идеи, которые вскоре позволят ему вести себя так, как будто это было в его самых невероятных фантазиях.

 
   * * *

 
   Компания, в которую он попал, называлась Informatics. Она была одной из большого количества фирм, которые появились в середине 60-х для того чтобы извлечь преимущества разрыва в области программного обеспечения для сверхбольших машин. Все большее количество компаний и правительственных агентств получали компьютеры, и почти ничего из программного обеспечения, которое шло вместе с продукцией, неповоротливых как бегемоты, компьютерных компаний не справлялось с теми задачами, для которых эти компьютеры предназначались. Поэтому каждой компании приходилось нанимать собственный штат программистов или полагаться на услуги дорогостоящих консультантов, которые неизменно исчезали, как только система рушилась и к ценным данным "приходили русские" . Чтобы разгрести это дерьмо, приходила еще одна команда программистов или консультантов, и все повторялось снова: опять начинался новый проект и новая команда начинала снова изобретать колесо.
   Informatics, и компании ей подобные, организовывались для продажи программного обеспечения, которое сделало бы Неповоротливых Гигантов более пригодными для работы. Идея заключалась в том, чтобы изобрести колесо один раз и навсегда. Потом взять на это патент, и продавать, продавать, продавать… Программисты компании потратили много сил на создание системы на ассемблере, которая позволяла бы программистам пишущих на языках низкого уровня, а в некоторых случаях и непрограммистам выполнять простые компьютерные задачи.


По большей части, эти коммерческие системы делали почти то же самое что клерки или сотрудники филиалов заказчика на бумаге, которые пробивали на перфокартах и вводили в систему информацию, а на ее основе модифицировался какой-то определенный, уже существующий, файл. Informatics получила известность благодаря законченной системе под названием Mark 4. В 70-х годах это был самый продаваемый продукт для мэйнфреймов, а его продажи иногда приносили до ста миллионов долларов дохода в год.
   В конце семидесятых годов, одним из менеджеров, которые отвечали в Informatics за новые продукты, был Дик Сандерланд, бывший программист на ФОРТРАНе, который карабкался по корпоративной карьерной лестнице, после неудачной попытки окончания юридической школы. Но вместо закона, Сандерланд обнаружил в себе влечение к яркой и чистой концепции менеджмента. Быть лидером в группе людей, мобильным строителем компетентной, хорошо сплоченной команды работников, убедительным толкачом идей и конструктивным управленцем… вот то, к чему стремился Дик Сандерланд.
   Маленький, с неестественно бледным лицом, мешковатыми веками над глазами и медленной речью, Сандерланд считал, что он рожден быть менеджером. Его всегда интересовала реклама, продажи и продвижение товаров. Его привлекала психология. И его приводила в восхищение идея правильного подбора людей для дальнейшей совместной работы, так, чтобы их совместные усилия существенно превышали ничтожно маленькую сумму их индивидуальных усилий.
   Дик пытался это сделать в Informatics, в которой была новая команда по разработке продуктов. В его штате уже был один гениальный волшебник, худощавый и тихий человек, которому было за сорок, по имени Джей Салливан. Джей был бывшим джазовым пианистом. Он пришел в Informatics с заурядной обычной должности из своего родного города Чикаго. Позднее он объяснил, почему он это сделал: "Системное обеспечение в Informatics было более интересной вещью. Вам не надо было беспокоиться о таких земных вещах как приложения или зарплатные ведомости.


Для меня это было реальным программированием; если вы занимались этим, то вы делали гораздо больше программирования в его изначальном смысле. Настоящие приемы программирования являются более важной вещью, чем специфика работы в некоторое конкретное время". Другими словами, здесь он мог заниматься хакерством.
   В своих занятиях программированием, Салливан работал как отпускник, аккуратно планировавший свое путешествие, внимательно изучавший малозаметные свойства местного пейзажа, и прокладывавший свой путь с великой тщательностью. Он был достаточно любопытен, чтобы сбиваться с намеченного им пути, и если того требовали обстоятельства, то он уходил в сторону и получал наслаждение из внимательного исследования того, что находилось за ответвлением от его маршрута, не забывая о достижении своей цели, если окольный путь оказывался успешным.
   Как и многих других хакеров, погружение Салливана в программирование заставляло его расплачиваться некоторыми общественными функциями. Салливан потом говорил: "При помощи компьютеров вы можете создать свою собственную вселенную, с которой можно делать все, что вам нравиться. Вам совсем не нужно контактировать с людьми". Будучи мастером в своей работе, Салливан имел яростную программистскую натуру, благодаря которой он блистательно обходился с компьютерами, не уделяя большого внимания прелестям человеческих отношений. Он периодически обижал Дика, не совсем вежливо отзываясь о его роде занятий. Он творил изумительные вещи с операционной системой, но, к сожалению, часто видел, как его новые идеи гибнут, потому что он не занимался политикой, то есть тем, чему следовало уделять должное внимание при работе в большой компании. Дик Сазерланд принуждал себя быть терпеливым к Салливану, и у них постепенно сумели сложиться отношения по типу "изобретатель-продавец", благодаря которым им удалось внедрить два улучшения для Mark 4, принесших хороший доход.
   Дику были еще нужны талантливые программисты и он связался с рекрутерами .


Им дали понять, что он собирается искать самые сливки, лучших из лучших и никак не меньше. Один из рекрутеров упомянул про Кена: "Этот парень гениален".
   Сандерланд позвонил Кену и пригласил его на интервью, также он пригласил туда истинного гения – Джея Салливана, для того чтобы тот проверил чего стоит Кен Вильямс. Дик никогда раньше не видел, чтобы кто-нибудь мог противостоять Салливану, и потому ему было любопытно, что же получиться из этого интервью.
   Дик и Джей разговаривали о задаче реализации нового, дружественного к пользователю языка над которым работали в Informatics, когда к назначенному времени появился Кен. Он был в шлепанцах и спортивной майке, которая висела на нем так, что в ней с трудом можно было признать обычную майку. Разговор, который вели Дик и Джей, в основном, касался технических вопросов и вертелся вокруг того, как создать такой язык, который бы понимался непрограммистом (как и английский язык), но в котором не было бы никаких двусмысленных понятий или сокращений.
   Внезапно Салливан повернулся к Кену и спросил: "Что ты думаешь о слове 'любой'"?
   Без всяких колебаний, Кен вежливо сказал, что это конечно очень ценное слово, но, тем не менее, оно весьма двусмысленное… а затем начал без всякой подготовки высказывать идеи поводу того как можно было бы обращаться с таким словом.
   Дику казалось, что он является свидетелем классического противостояния нахального парня из Помоны против всеми уважаемого худощавого мэтра из Чикаго. Кен производил хорошее впечталение, и был ясно, что он разбирается в компьютерах, но Дик уже неоднократно "ставил свои деньги" на Джея и Джей его ни разу не подводил. После того как Кен остановился, Джей методично и не повышая голоса, "порезал Кена на ломти бритвой", — как потом вспоминал Дик, перечисляя ошибки и неполноту высказанных Кеном идей. Но для Дика и даже для Джея был удивительным тот факт, что этот выкидыш высшей школы, вообще может думать на эту тему. И более того, поток критики Джея в его адрес, похоже, не оказал на него никакого влияния — Кен начал отвечать.


Дик наблюдал за тем, как двое беседовавших уяснили идеи высказанные друг другом и начали превращать их в более стройную и чистую концепцию. Это была синергетика двух программистов – заветная мечта любого менеджера. Дик принял решение нанять Кена Вильямса на работу.
   Дик передал Кена под патронаж Салливана, и теперь они вдвоем могли часами трепаться по поводу своих программистских заморочек. Для Кена это было равносильно получению образования: он изучал психологию вычислительной индустрии с такой стороны, с которой он никогда раньше не сталкивался. С другой стороны в этой работе был момент, который ему совсем не нравился – наличие босса. Кен в этом смысле был типичным антибюрократическим хакером. Он постепенно разочаровался в Дике – он не переносил его планы, расписания времени и прочую зацикленность на менеджерских деталях – препятствие для свободного потока информации.
   Кен и Джей говорили о скользких местах определенных аспектов языка программирования, в частности о попытке понять смысл из контекста выражения "Список по клиентам". Означает ли это "Сортировать по клиентам", или возможно "Список всех клиентов"? Или может быть "Вывести список ЛЮБЫХ клиентов"? (опять это слово). Компьютер надо было запрограммировать так, чтобы он не запутался в этих интерпретациях. По крайней мере, компьютер должен спрашивать у пользователей подтверждение того или иного значения. Все это требовало от языка существенной гибкости и элегантности, и хотя Кен и его новый гуру Джей не говорили этого вслух, задача подобная этой немного выходила за рамки технологической проблемы и относилась в основном к лингвистике. А после того как вы по пояс увязали в дискуссии о значениях слова 'любой', то оставался очень небольшой шаг до начала философских размышлений по поводу смысла жизни.
   Где-то посередине одного из этих диалогов мог прийти Дик, желавший посмотреть, как его подчиненные понимают друг друга. Кен позднее вспоминал: "Мы пытались объяснить ему все на максимально простом языке так, что понял бы даже двухлетний ребенок.


Мы спрашивали его мнение, Дик охотно им делился, после чего мы выставляли его из комнаты. Дик никогда не понимал того, о чем мы разговариваем. Было понятно, что он не играет в этой лиге".
   В то время Кен мог вполне считать, что он превосходит Дика, но спустя много лет он будет вынужден признать, что Дик был достаточно умен, чтобы распознать его талант. Кен понимал, что он был лишь одной крохотной и слабой частицей из суперпотока программистов, которые делали для Informatics удивительные вещи. Иногда Кен понимал, что Дик должно быть был счастлив, сумев по воле случая и своей собственной собрать пятерых из самых результативных программистов в свою команду. Был ли он или нет лучшим менеджером в мире, было вопросом, но, по меньшей мере, он прекрасно умел оценивать творческий потенциал человека.
   Кен, который всегда хотел иметь больше денег, начал работать по совместительству. Сандерланд оставлял без удовлетворения его постоянные просьбы о подъеме зарплаты, а когда Кен сказал ему что он и сам был бы не против возглавить группу программистов, Дик, слегка удивленный нахальством этого талантливого, но очень уж самоуверенного молодого человека, быстро и коротко прекратил разговор: "У тебя нет таланта, чтобы управлять людьми". Кен Вильямс никогда этого не забудет. Кен обычно приходил домой и начинал жаловаться Роберте на своего начальника, какой он строгий, как он не понимает людей и их проблемы, но он был не столько недоволен своим боссом, сколько хотел больше денег — на более просторный дом, на более быструю машину, городское радио (CB), мотоцикл, ванную с горячей водой, всякие электронные штуковины, которые позволили бы ему удвоить, а то и утроить эффективность работы, позволяя переходить в фазу продолжительного бодрствования. В конце концов, работы за пределами компании стало больше, чем внутри, и, в 1979 году, он уволился из Informatics и стал независимым консультантом.
   Поначалу он разработал схему возврата части налогов для таких больших компаний как General Motors и Shell, затем была работа с Warner Brothers, программирование системы для компании звукозаписи, которая позволяла более точно учитывать выплаты артистам.


Потом была учетная система, которую он создал для Security Pacific Banks, что-то связанное с уплатой налогов за границей. Кен стал финансовым гуру; тридцать тысяч долларов годового дохода, которые он зарабатывал, выглядели только началом, и Кен продолжал идти вперед.
   Он и Роберта дали немного воли своим фантазиям. В один из поздних вечеров когда Кен не был занят консалтингом, они вдвоем сидели в горячей ванне и разговаривали о том, что неплохо было бы уехать из пригородной части Сими Уоллей, которая стала для них как капкан, и переехать жить куда-нибудь в лес. Там они могли бы кататься на водных лыжах или на горных лыжах с горы… Просто куда-нибудь уехать. Конечно, в сутках было не так много часов, чтобы можно было бы заработать денег, для того чтобы провернуть эту затею, вне зависимости от того, у какого количества компаний Кен поставил бы свою программу для учета налогов. Так что фантазия оставалась всего лишь фантазией.
   Фантазией, до тех пор, пока младшему брату Кена – Ларри, не попал в руки компьютер Apple.
   Однажды Ларри принес его в офис Кена. Для Кена, который работал в свое время с телекоммуникационными сетями, обслуживающими по две тысячи человек одновременно, изобретавшего компьютерные языки вместе с такими гениями программирования как Джей Салливан, идея этого компьютера с прилизанными углами корпуса бежевого цвета, выглядела смехотворной: "По сравнению с компьютерами, которые я использовал, это была игрушка", — говорил он, — "Кусок мусора, первобытная машина".
   С другой стороны у Apple было то, что не в состоянии были предоставить Неповоротливые Гиганты. Все то время, пока он работал на Informatics, компьютеры были пакетными, грузившие пачками ужасные перфокарты. Apple, по крайней мере, был интерактивной машиной. А если вы начинали знакомиться с ним поближе, то обнаруживалось, что он является достаточно мощной машиной, особенно в сравнении с большими машинами, которые были в ходу менее чем десять лет назад (По оценке Марвина Минского, профессора из МТИ, Apple II имел мощность сравнимую с PDP-1).


Скорость его работы была сравнима с большими машинами, потому что на большом мэйнфрейме с разделением времени, каждой программе приходилось воевать за время процессора, с еще восемью программами других пользователей, который пытался обработать код каждой программы по очереди. Внутри Тупого Создания грелся кремний, во время ее попыток вручить по наносекунде каждому пользователю. Вы же не делили ваш Apple ни с кем. В ночной тьме, он спокойно стоял дома, ожидая вас и только вас. Кен Вильямс решил, что ему надо купить один такой для себя.
   В Январе 1980 года, он наскреб "последние центы, которые у меня были", как он потом говорил и купил Apple II. У него заняло некоторое время, чтобы осознать, что эта машина представляет большой интерес. Кен понял также, что внутри самой компании Apple все служащие были такие же, как и он, либо технари, либо инженеры. Казалось логичным, если бы эти люди хотели, чтобы на их машине работал действительно мощный компьютерный язык. Никто еще не написал для Apple ФОРТРАН. Вряд ли кто-нибудь вообщезанимался на нем чем-нибудь конструктивным в то время, но Кен думал также как хакеры, которые не были в состоянии представить ничего лучшего в качестве цели, для которойможно было бы использовать компьютер. Тот же самый Синдром Инструментов для разработки других инструментов. (Первый проект Ричарда Гринблатта на PDP-1 был именно написанием реализации ФОРТРАНа, причем по той же самой причине). В этот момент Кен был еще не в состоянии понять, что Apple и другие небольшие компьютеры открыли целое направление развлечений для других, таких же хакеров, которые занимались хакерством между делом, среди всего остального.
   Ирония судьбы заключалась в том, что хотя Кен планировал написать для Apple ФОРТРАН, более значительная революция в вычислительной технике произошла прямо здесь, в его доме.

 
   * * *

 
   Всю свою жизнь Роберта Вильямс была робкой женщиной. Она словно витала в облаках, ее карие, как у куколки, глаза, длинные темные волосы, колоколообразные рукава ее платьев, отделанные рюшами, замшевые ботиночки, воротнички как у Питера Пэна, все это говорили о том, что у этой женщины детство было богато насыщено фантазиями.


И в самом деле, Роберта Вильямс в детстве очень много мечтала, куда больше чем остальные дети в ее возрасте. Она часто рисовала себе картины, в которых она оказывалась в необычных ситуациях. Ночью она лежала в постели и воображала себе "фильмы", как она их называла. То пираты похищали ее, и она должна была придумывать планы своего спасения, часто заканчивающиеся стремительным бегством. То она представляла себя в древней Греции. Она была переполнена событиями, которые будто бы с ней случались.
   Дочь скромного сельскохозяйственного инспектора в Южной Калифорнии, она была болезненно стеснительной, и относительная изоляция от ее деревенского дома только усиливала это. "Я никогда не нравилась сама себе", — вспоминала она потом, — "Я всегда хотела быть кем– нибудь еще". Она чувствовала, что родители больше уделяют внимания ее младшему брату, который страдал эпилепсией, но для нее было развлечением рассказывать истории, которые очаровывали ее родителей и приводили в восторг ее брата, принимавшего их за чистую монету. По мере того, как она становилась старше и ее жизнь все больше вливалась во взрослый окружающий мир, "все это пришлось выбросить в окно", как она говорила. Когда она и Кен поженились, она пассивно смотрела, как он зарабатывает средства к их существованию. Она чувствовала себя настолько стеснительной, "что она с трудом могла сделать телефонный звонок". Придумывание историй было похоронено.
   Затем, в один из вечеров, когда Кен принес домой компьютерный терминал, он позвал Роберту чтобы показать ей программу, которую кто-то принес на мэйнфрейм IBM. Он как раз подсоединился к хосту с этого терминала. "Посмотри, Роберта", — позвал он, сидя на полу, застланном зеленым ковром в свободной спальне, где стоял терминал, — "Посмотри какая интересная игра".
   Роберта не хотела ни смотреть на нее, ни тем более играть. Прежде всего, ей не очень нравились игры. Во-вторых, игра была на компьютере. Хотя большинство своей жизни Кен потратил на работу с компьютерами, для Роберты они все еще оставались недружелюбными и непонятными созданиями.


Но Кен настаивал, и в конце концов он заставил ее сесть за терминал, для того чтобы просто посмотреть, про что была игра. И вот что она увидела:
   ВЫ СТОИТЕ В КОНЦЕ ДОРОГИ ПЕРЕД НЕБОЛЬШИМ ЗДАНИЕМ ИЗ КИРПИЧА.
   ВОКРУГ ВАС ЛЕС. НЕБОЛЬШОЙ РУЧЕЙ ВЫТЕКАЕТ ИЗ ЗДАНИЯ И ВТЕКАЕТ В ОВРАГ.
   Это было "Приключение (Adventure)," – игра, которую написал хакер из Стэнфордской Лаборатории ИИ, по имени Дон Вудс. Игра, была похожа на произведения Толкиена, которая погружала хакеров и пользователей в волшебный мир подземелий. И после того как Роберта на пробу набрала на клавиатуре GO EAST (ИДТИ НА ВОСТОК) она осознала, что игра захватила ее полностью и бесповоротно. "Я не могла остановиться. Это была какая-то болезненная тяга, я начинала играть и не могла оторваться. У меня был маленький ребенок – Крис, ему было восемь месяцев, и я совсем не обращала на него никакого внимания. Я не хотела, чтобы меня отрывали от игры, я даже не могла остановиться, чтобы приготовить обед". Она ничем не хотела заниматься, кроме как догадаться, как дойти до Обрыва Витта или как обойти чертову змею, для того чтобы взять гигантские раковины. А потом она сидела в постели и думала: "Чего я не сделала? Что мне еще надо сделать? Почему я не могу открыть эту дурацкую раковину? Что внутри нее?"
   По началу Кен тоже принимал участие, но он вскоре потерял интерес. Роберта думала, что это связано с тем, что Кену не нравилось когда "Приключение" начинало печатать саркастические реплики. Вы могли набрать УБИТЬ ДРАКОНА, и машина печатала в ответ: "ЧЕМ? ГОЛЫМИ РУКАМИ?" И если вы не выходили из себя, то вам не стоило придавать этому большого значения. Вы тоже могли съехидничать в адрес машины, просто сказав ей "ДА". На что она печатала в ответ: ВЫ УБИЛИ ДРАКОНА ГОЛЫМИ РУКАМИ И ВОТ ОН ЛЕЖИТ МЕРТВЫЙ У ВАШИХ НОГ. Вы убили дракона! Вы могли идти дальше. Роберта методично проходила игру, тщательно рисовала карты и предвкушала то, что ждет ее дальше. Кен удивлялся тому, что когда-то Роберта не могла обращаться с компьютерами, а теперь ее невозможно отогнать от терминала.


В конце концов, после месяца напряженных размышлений о троллях, топорах, туманных пещерах и гигантских залах, Роберта дошла до конца "Приключения". Она начала безрезультатно искать другие игры подобные этой.
   Затем Кен купил Apple. Несмотря на свой, только что прорезавшийся интерес к компьютерам, Роберта была не сильно взволнована приобретением, которое стоило две тысячи долларов. Она сказала Кену, что если он так сильно его хотел, то пусть хотя бы попытается заработать денег с его помощью. Это полностью совпадало с тем, чем он хотел заниматься, а именно – писать компилятор FORTRAN для Apple и продавать его за кучу денег технарям, которые хотели иметь Инструмент для изготовления другого инструмента. Он нанял пятерых программистов по совместительству, которые должны были помочь ему в работе над компилятором. Дом Кена, типичный дом в городке Сими Уоллей (Simi Valley), с четырьмя спальнями и с участком в две тысячи квадратных футов, стал главным офисом проекта FORTRAN.
   Тем временем Роберта узнала, что для Apple есть несколько игр, подобных "Приключению". Роберта купила несколько штук в магазине рядом с Нортриджем в Долине Сан– Фернандо, и обнаружила, что они для нее слишком легки. Она хотела, чтобы ее воображение, которое снова у нее проснулось, работало также как и раньше. И вот, она начала делать наброски своей собственной игры.
   Она писала историю о "таинственном доме", и о вещах, которые в нем происходили. История во многом была похожа на "Десять негритят" Агаты Кристи, другим источником вдохновения служила для нее игра "Улика" ("Clue"). Вместо того, чтобы просто искать сокровища (как в "Приключении"), в этой игре надо было заниматься расследованием. Роберта писала историю в точности так же, как она записывала карту во время своих игр. Вдоль пути она расставляла головоломки, персонажей, события и особые отметки. По истечении пары недель у нее на руках была стопа бумаг с картами, развилками, поворотами и изгибами сюжета, и она плюхнула всю стопку на стол перед Кеном и выпалила: "Посмотри, что я сделала!"


    Кен сказал, что ее маленькая стопка выглядит просто замечательно, но она должна с ней еще позаниматься и закончить над ней работать. Пока еще никто не собирался в массовом порядке использовать компьютер как машину для игр. Они предназначались для работы инженеров, которые хотели разобраться в том, как с ее помощью можно будет разводить схемы или решать кубические экспоненциальные уравнения.
   Спустя немного времени, Кен и Роберта были в Доме Планка в Долине. Дом Планка был мясным рестораном, который был внутри отделан красным деревом. Кен слушал, что говорит ему его утонченная жена, об игре в которой вы находитесь в старинном доме в Викторианском стиле, в котором, одного за другим, убивают ваших друзей. Она описала несколько затруднительных положений и рассказала о секретном проходе. Постепенно идея игры начала нравиться Кену. У Кена обычно был нюх на деньги, и он уже было начал прикидывать: удастся ли в этом случае просто заработать "на хлеб" или же получиться съездить на Таити или купить новую мебель.
   "Выглядит неплохо", — сказал он ей, "но для того чтобы это действительно продавалось нужно кое-что еще. Иной угол. Несколько иной угол зрения – то, чем будет отличаться твоя игра от того, что уже есть".
   Так оно и случилось, Роберте потом пришло в голову, что было бы здорово, если бы ее приключенческая игра сопровождалась картинками на экране компьютера. Вместо того, чтобы читать описание обстановки, вы могли видеть где вы находитесь. Она не имела представления о том, возможно ли это сделать на Apple или любом другом компьютере. И как можно было бы создать картинку внутрикомпьютера?
   Кен подумал, что им стоит попробовать.
   Ему вовремя подвернулось под руку устройство под названием VersaWriter – его только что начали выпускать. Это был планшет, на котором можно было рисовать, а он переносил все нарисованные фигуры в компьютер Apple. Но рисовать аккуратно с его помощью не получалось, а пишущим механизмом было сложно управлять, потому что он был больше всего похож на громоздкое основание от настольной лампы.


Но что было хуже всего – он стоил две тысячи долларов. Кен и Роберта решили рискнуть и действовать наобум. Затем Кен перепрограммировал планшет так, что с его помощью у Роберты началось что-то получаться. В итоге ей удалось создать несколько дюжин черно-белых картинок комнат внутри таинственного дома, люди на которых были нарисованы чуть лучше, чем на карандашном наброске. Затем Кен закодировал логику игры и упаковал все семьдесят картинок на один гибкий диск. Это была задача, считавшаяся невыполнимой для любого программиста, который был хоть немного знаком с Apple. Секрет был в том, что картинки не хранились в виде полных экранов, вместо этого использовались команды ассемблера, с помощью которых записывались только координаты начальных и конечных точек линий в каждой картинке, и по мере необходимости компьютер отрисовывал линию за линией, и сцену за сценой. Это был завораживающий программный "бамминг", который характеризовал Кена как человека способного заниматься элитным хакерством. Вся работа отняла примерно месяц.

 
   * * *

 
   Кен забросил свой проект с ФОРТРАНом и принес игру в компанию Programma, которая занималась распространением программного обеспечения. Это был самый большой распространитель программного обеспечения для Apple в мире. В начале 1980 годов, это почти ни о чем не говорило. Они продавали некоторое количество программ с именами типа "Biorhythm," "Nude Lady," "Vegas Style Keno," "State Capitals," и "Apple Flyswatter." Большинство игр было написано на BASIC (в отличие от более быстрого языка ассемблера) и с их помощью мог развлекаться только маленький ребенок или человек, которому нравилась сама идея игры на компьютере. Но последних было достаточно, и оборот компании Programma составлял $150,000 в месяц.
   Людям из Programma понравился "Загадочный Дом". Их взорам предстала игра, подобная "приключению", которая была хорошо спланирована, написана на ассемблере, выделялась из общего ряда и имела графику.


Тот факт, что картинки были черно-белыми и были больше похожи на то, что рисовал юный Д. Дж. Вильямс (которому к этому времени исполнилось шесть) был неважен. Главное было в том, что до них никто не делал ничего подобного. Они предложили Кену 25 процентов отчислений с каждой проданной копии, цена которой должна была составлять $12 долларов, и заверили его, что они смогут продать пять сотен копий в месяц. В течение шести месяцев, из расчета три доллара с каждой копии это составило бы $9,000. Это было почти в два раза больше чем Кену обещали за компилятор ФОРТРАНа, до того, как он поделил проект между пятью программистами. И все эти деньги должны быть заработаны при помощи этой незамысловатой игры, которую придумала Роберта.
   Кен Вильямс также собирался продать игру самой Aplle Computer. Он послал образец, но прождав больше месяца, так и не получил ответа (Apple к этому моменту стала компанией с неповоротливым бюрократическим аппаратом. Примерно через год, она написала им ответ, в котором говорилось: "Да, может быть мы, и рассмотрим вопрос о ее покупке". Но это все говорило не столько о качестве "Таинственного Дома", сколько характеризовало то, чем стала Apple). Кен и Роберта не стали принимать предложение компании Programma. Они хотели получить вседеньги. Почему бы не начать продавать ее независимо? А если ничего не выйдет, то вот тогдаони и обратятся к ним.
   После этого Вильямсы начали показывать "Таинственный Дом" по всем компьютерным магазинам в их районе. Персонал в магазинах поначалу относился к этой затее с недоверием, но спустя некоторое время все эти новые компьютерные фанатики, опьяненные силой, которую им давали их новые Apple, Radio Shack TRS-80 и Commodore PET начали ее продавать. После того как игра Роберты загружалась и показывала на экране картинку в высоком разрешении, изображавшую старый дом, сильно отличавшуюся от неуклюжих квадратных картинок в низком разрешении, то люди в магазине спрашивали Кена, как ему удалось это сделать.


После нескольких таких визитов, Кен и Роберта поняли, что они, таким образом, сумеют зарабатывать от одной до двух тысяч долларов за месяц.
   Следующим шагом была реклама продукта в журнале. Но по мере того как они этим занялись, они сообразили, а почему бы собственно не предложить еще пару игр, и почему бы не начать вести дела так, как их ведет настоящаякомпания? Для нее у них уже было придумано имя: On-Line Systems, это было название которое Кен использовал в своих мечтах о компании, которая будет продавать обеспечение. Это была идея о создании респектабельного бизнеса программного обеспечения для компьютеров Apple. Практически то же самое, с чем он сталкивался во время консультирования для онлайновых компьютерных фирм. Кен пришел к своему другу, и предложим ему стать первым внештатным программистом. Чтобы заработать денег, друг написал простую черно-белую "стрелялку" под названием "Skeet Shoot". Они напечатали несколько рекламных флаеров и листов документации, не горя желанием выкладывать сто долларов за пользование офсетной печатью. Роберта вырезала индивидуальные письма из журналов и несла получившийся "мастер-макет" в ближайшую копи-точку для размножения. На копиях вырезанное было окружено тонкой окантовкой из линий, что предательски выдавало способ их изготовления, но они старались сэкономить, потому что у них уже ушло пятьсот долларов. И вообще такая форма поставки в те дни считалась самой лучшей. Это был компьютерный мир, где упаковка была не так важна. Что имело цену — это то волшебство, которое происходило, когда все биты и байты правильно выстраивались друг за другом. Маркетинг был делом второстепенным.
   На "Таинственный Дом", или "приключение в высоком разрешении #1", была установлена цена в $24.95. Кен и Роберта, полные оптимизма, купили целую коробку с сотней пустых дисков в ближайшем к ним магазине Rainbow Computing. Разослав флаеры в компьютерные магазины и разместив рекламу в майском выпуске журнала MICRO, со скрипом заплатив за это двести долларов, они принялись ждать.


Первого мая у них зазвонил телефон, затем был небольшой перерыв и он зазвонил опять. И начиная с этого момента, он трезвонил не переставая. Кен и Роберта могли по пальцам пересчитать промежутки времени, когда телефон молчал.
   За май Кен с Робертой заработали одиннадцать тысяч долларов. В июне их доход составил уже двадцать тысяч долларов, в июле – тридцать. Дом в Сими Уоллей стал машиной производящей деньги. Кен каждый день уходил на работу в Financial Decisions, где он занимался программированием за сорок две тысячи долларов в год, а Роберта сидела дома, занимаясь копированием дисков и раскладыванием их вместе с флаерами и документацией в герметичные пакетики с защелкой. При этом, ей надо было успевать присматривать за детьми и раскладывать программы по коробкам, прибирать дом и отсылать программы по UPS. Ночью Роберта занималась придумыванием сюжета для новой и более длинной приключенческой игры, также основанной на сказочном фольклоре.
   Каждые несколько минут звонил телефон и весьма вероятно, что звонивший был готов умереть, пока ему не подскажут, как выбраться из абсолютно безвыходной ситуации в "Таинственном Доме". Люди, которые звонили по телефону, указанному во флаере, лежавшем в пакетике с игрой, были полностью уверены в том, что On-Line является очень большой компанией, и они поначалу не могли поверить своей удаче, что им повезло связаться с настоящим автором программы. "Я действительноразговариваю с человеком, который написал игру?" — "Да!". И стоя прямо на кухне, Роберта давала им подсказку. Она никогда не давала прямого ответа: для нее тоже было удовольствием немного размяться и поболтать со звонившими. Энергетика игры разносилась как зараза. Люди, играя на компьютере, превращались в лунатиков.
   Кен Вильямс по-прежнему занимался работой на полный рабочий день в Financial Decisions, разрабатывая для них сложную финансовую систему и возглавляя департамент обработки данных. Ночью, он работал на Apple, занимаясь хаканьем новой системы, написанной на машинном языке, для новой приключенческой игры Роберты.


По уикэндам, Кен обходил все компьютерные магазины. Постепенно он понял, что программный бизнес будет отнимать у него все его время.
   Роберта считала, что по мере того как размышления ее мужа над тем, увольняться ли ему с его работы или нет, будут обретать более конкретные формы, то они смогут выполнить свое желание переехать куда-нибудь в глушь. Ее родители жили в горах Йосемайт, рядом с небольшим городом Окхарст, и это было еще более спокойное и тихое место, чем то, в котором она выросла и которое часто вспоминала. Она думала, что там было бы хорошо их детям. И вот, однажды, они решились. "Я собираюсь переехать в горы", сказал Кен удивившемуся Дику Сандерланду на одной из вечеринок в фирме. Дик и Кен находились в комнате, в стороне от общего шума, и Кен сказал: "Мне уже двадцать пять лет, и благодаря Apple, теперь стало возможным осуществление моей мечты: жить в лесу, в бревенчатом домике и писать программы".
   Кен и Роберта купили первый дом, который им подвернулся. В нем было три спальных комнаты. Это был грубовато срубленный дом в виде буквы "A", стоявший на Мадж Рэнч Роуд за Коарзголд в Калифорнии.
   К тому времени они завершили игру Роберты "Колдун и Принцесса". Она была в два раза длиннее чем "Таинственный Дом", и, благодаря усовершенствованиям Кена в самой программе, работала гораздо быстрее. Кен писал на ассемблере новый интерпретатор для создания приключенческих игр. Он называл его ADL или Adventure Development Language. В новом "приключении в высоком разрешении #2" было свыше ста пятидесяти картинок. Кен придумал вспомогательные процедуры, которые позволяли Роберте вводить в компьютер картинки также легко, как если бы она рисовала их при помощи обычного планшета. На этот раз картинки были цветными; Кен использовал способ под названием "dithering", с помощью которого он смешивал точку за точкой все шесть цветов, доступных на Apple. Смешивая цвета, он получал 21 цвет. Он делал на Apple такое, что никогда не приходило в голову Возняку.


Он творил волшебство.
   Единственной сложной задачей в игре была первая головоломка, где искатель приключений в своем длинном путешествии в освобождении Принцессы Серении, по имени Присцилла из под власти Колдуна Гарлина, должен был преодолеть змею. Ответ на нее не был очевиден: вам надо было поднять камень и использовать ее для того чтобы убить змею, но до того момента как вы могли подобрать камень (или, по крайней мере, то что на него было похоже), вас кусал скорпион и вы умирали от укуса. Большинство людей начинало биться головой об стену после третьего или четвертого раза. В конце концов, после бесконечных и бесплодных попыток, искатели приключений звонили на кухню Роберте в Коарзголд (а местные жители, иногда звонили даже в шесть часов утра по калифорнийскому времени). После этого On-Line даже начала поставлять в стандартной поставке подсказку для решения этой задачи.
   Но вне зависимости от сложностей со змеей "Колдун и Принцесса" были проданы в количестве свыше 60,000 копий по $32.95 за штуку. Кен и Роберта сидели в горячей ванне, которую они купили, не веря в происходящее, и спрашивая друг друга: "Неужели это правда?".
   Первого декабря этого же года, после того как бизнес уже изменил их жизнь, позволил приобрести дом, и сделал их поднимающимися звездами в мире Apple, они перенесли свои занятия из дома в двухэтажное здание в Окхарсте, семь милей вверх по дороге 41. По соседству жил религиозный миссионер, который без успеха пытался заманить Литтл Ричарда на национальный тур со своими проповедями, и они могли слышать через тонкие стены, как он ругается.
   В начале 1981 года, менее чем через год, после того как компания начинала с флоппи– дисков и рекламой за $150 в маленьком журнале, Роберта описала происходящее в своем письме в другой небольшой журнал: "Мы открыли офис первого декабря 1980 года и взяли на работу первого служащего с тем, чтобы он помогал нам с доставкой и отвечал на телефонные звонки. Через две недели, мы наняли еще одного, чтобы он помогал ему.В ту же неделю мы наняли первого программиста, а потом нам понадобился еще один. Наш бизнес рос скачками и рывками, но казалось, что ему не будет конца.

Волшебники против волшебников

   В декабре 1982 года, Том Татум, долговязый, темноволосый и усатый человек, такой же спокойный и медлительный, как и его южное произношение, стоял на подиуме в танцзале отеля Sands, что в Лас-Вегасе. Позади него, чувствуя себя несколько неуютно, на стульях сидело десять хакеров. Том Татум, бывший юрист, лобби и участник избирательной кампании Джимми Картера, теперь был ведущим поставщиком документальных видепрограмм, и думал о том, что ему сильно посчастливилось ухватить в свои руки джекпот больший, чем можно выиграть на любом из "одноруких бандитов", стоявших всего лишь в нескольких ярдах от того места, где он был сам.
   "Здесь Голливуд встречается с Компьютерным веком", — сказал Том Татум толпе репортеров и продавцов компьютеров, собравшихся на проводимый здесь же Comdex, — "Это Супер-состязание восьмидесятых".
   Шоу Татума называлось "Волшебники против волшебников". По его замыслу, это должна была быть телепрограмма, в которой разработчики игр играли бы в игры друг с другом пытаясь выиграть призы. Татум собрал программистов из таких компаний как On-Line и Sirius, потому что он чувствовал появление новых типов героев, тех которые будут биться силой ума, а не мускулов, и в ком будет воплощено яркое желание Америки идти впереди всего оставшегося мира в технологической битве за превосходство, то есть хакеров.
   В отличие от прошлых программ Тома Татума, которые были посвящены спорту, и в которых рассказывалось о Гран при Мауи по виндсерфингу и авиашоу Telluride Aerobatics Invitational, это собрание "Волшебников против волшебников" имело шансы привлечь новую аудиторию к спортивным передачам. Позднее он объяснял так: "Только очень маленький процент населения имеет мотоцикл для суперкросса, но если оценить количество людей, которые занимаются расчетами дома, то оно окажется невероятно большим".
   Те, кто хотели посоревноваться, теперь занимали игровые автоматы и компьютеры Apple, а теперь представьте себе, сколько людей могло настроиться на этот канал и поболеть за того или иного игрока.
Более того, как сказал Татум, "шум в этом шоу в два раза превосходит обычный", чем рассчитывали авторы. Здесь эти странноватые любители компьютеров и научной фантастики соревновались друг против друга.
   "Вот они – новые звезды!", провозгласил Татум. Но новые звезды, похоже, не чувствовали себя также беззаботно как шагающие по подиуму Лас Вегаса бесформенные претендентки на титул Миссис Вселенная. Красота хакерства была сродни природы Дао, она не выплескивалась наружу и поражала совсем не визуальными эффектами, это происходило когда кто-нибудь понимал ошеломляющую смесь идеализма и ощущения праздника. Но этого не было когда они все вместе сидели в танцзале в Лас Вегасе. Улыбки хакеров были деревянными, костюмы сидели на них неважно (следует отметить, что на некоторых из них были надеты умышленно выглядевшие плохо сидящие спортивные костюмы). Даже самый невнимательный сторонний наблюдатель мог бы понять, что большая часть из них гораздо лучше бы чувствовала себя сидя дома и занимаясь хакерством. Но движимые смешанным чувством любопытства и давления со стороны их издателей, желанием провести несколько дней в Лас Вегасе, и, конечно же, тщеславием и суетой, они все приехали в Sands для того чтобы принять участие в самом горячем шоу, которое когда-либо делал Татум, за возможным исключением, как он потом признавал шоу "Miller High Life Super Cross Finals".
   В соревновании участвовали хакеры из семи компаний. Джерри Джевелл уже успел сюда добраться вместе с двумя лучшими аркадными игроками из Sirius. On-Line должны были подъехать завтра. После презентации, Джевелл похвастался одному из участников, что один из его людей станет лучшим игроком в мире в видеоигры. "Я видел, как он играл в Robotron в течение четырех часов", — сказал он.
   Хакера это нисколько не испугало. "Видел вот это?", — завопил он, вытянув вперед свою руку, — "Это мозоль которую я заработал, играя в Robotron. Я обычно не играю больше часа, потому что мои руки очень чувствительные".


   Позже, в своем номере в отеле, Джевелл наблюдал за тем, как его хакеры практиковались в игры, в которые они должны были играть на соревновании. Джевелл был рад тому, что его компания заключила сделку с компанией Twentieth-Century Fox Games. Картриджи для VCS, которые писали его программисты хорошо продвигались компанией Fox. Он первый из всех компаний Братства начал заниматься рекламой игр по телевидению и распространять их на рынке в массовом порядке. "Одно дело, когда вы видите вашу программу для Apple на полке магазина", — говорил Джерри Джевелл, — "но когда вы видите стеллаж с вашими картриджами в супермаркете K-Mart, то вы понимаете что ушли дальше".
   Кен Вильямс приехал в Лас-Вегас вовремя, в момент, когда начиналось организационное собрание, которое Татум устраивал для двенадцати участников и их спонсоров. Имея навыки быстрого уворачивания от неприятельского огня, Вильямс был готов к тому, что он будет единственным издателем среди участников. Он вместе с остальными, расположившись полукругом на стульях, слушал, как Татум объясняет правила.
   "Это новый вид соревнования", — обратился Татум к собравшимся,– "Оно не может произойти нигде, кроме как телевидения. Оно создано для телевидения, и ее правила были также разработаны для телевидения". Он пояснил, что в этот новый вид состязаний заложено два конфликтующих между собой качества: первое – желание честного и справедливого соревнования, и второе – сделать все возможное, для того чтобы это все хорошо выглядело на экране телевизора. Татум сказал также, что важны оба эти качества, но если они входят друг с другом в противоречие, то предпочтение отдается второму.
   Затем Татум описал образ, с которого должно начинаться шоу: снимок ночного Лас– Вегаса, с неоновой рекламой, на которой прорисовывается символ, олицетворяющий хакера, с молниями света исходящих из кончиков его пальцев. Всемогущая икона Нового Века. По мере того как Татум рассказывал о преимуществах участия в телевизионном шоу, это впечатлило компьютерщиков.


Это могло подняться им до уровня очень известных людей. "Как только это шоу станет хитом, и начнут появляться другие подобные шоу, начнут происходить удивительные вещи", — сказал Татум, — "Вы сможете, помимо свой непосредственной работы, получать существенно больший доход от рекламной деятельности".
   Утром того дня, когда должно было начаться это мероприятие, до того как будут включены камеры, небольшая аудитория в танцзале отеля Sands имела возможность лицезреть то, что десять или двадцать лет назад не могли представить себе ни Хайнлайн, ни Бредбери, ни предсказатели из МТИ типа Эда Предклифа. Специалисты по имиджу небрежно наводили макияж на лица беспокойных хакеров. Начиналась новая эра медиа-хакеров.
   Том Татум нанял в качестве ведущей актрису из мыльной оперы, с отличной внешностью и начищенной улыбкой. Она чувствовала себя не очень уверенно, первый раз столкнувшись со всей этой межгалактической историей, ради которой компьютерные волшебники и техно-гении собрались посоревноваться. Перед тем как сумели отснять эпизод, у них было около двадцати дублей. Только после этого начались собственно соревнование, и только после этого стало ясно, как скучно наблюдать за кучкой хакеров, которая сидела за длинными столами, зажав джойстики между колен, одной ногой обвивая стул, а вторую вытянув под стол, расслабив челюсти и тупо уставившись в экран.
   В отличие от более традиционных форм видео соревнований, программисты почти ничего не выражали, вынося экран за экраном врагов, или когда их самих уничтожали каким– нибудь пульсирующим лучом. Проницательным зрителям, в основном, приходилось смотреть на гримасы или косоглазые физиономии, должные показать неудовольствие, когда неверное движение вызывало взрыв на экране. Когда у игроков появлялось на экране GAME OVER до того как был исчерпан пятиминутный лимит, они печально поднимали руки с тем, чтобы судья записал набранное ими количество очков. Печальная агония поражения.
   Татум понимал, что отсутствие киногеничности будет легко скомпенсировано быстрыми бросками и стрельбой на компьютерных экранах, а также содержательными интервью с этими силиконовыми гладиаторами.


Интервью обычно проходило точно также как то, которое звезда из мыльной оперы взяла у программиста из Sirius – девятнадцатилетнего Дэна Томпсона, который быстро вырвался в лидеры.
   ЗВЕЗДА ИЗ МЫЛЬНОЙ ОПЕРЫ: Какое вы испытываете ощущение, когда вы сумели захватить лидерство и выйти в полуфинал?
   ТОМПСОН (пожимая плечами): Замечательное, я думаю.
   Стоп! Еще раз можете сделать? Во второй раз Дэн уже не пожимал плечами. Еще раз? Теперь к головоломке были применены способности Дэна Томпсона в цифровой логике и способам решения проблем. Как только вопрос соскользнул с языка ведущей, он наклонился к микрофону, глядя прямо в камеру.
   "Да, я чувствую себя прекрасно. Я думаю, что смогу продолжать дальше…". Он искусственно сыграл поверхностную придурковатую манеру разговора.
   Томпсон, тренированный многими часами времяпрепровождения за джойстиком в Chuck E. Cheese Pizza Time Theatre, что в Сакраменто, выиграл это состязание. Кен Вильямс завершил игру с неплохим результатом, особенно если принять во внимание то, что у него была возможность посмотреть на некоторые из игр еще до соревнования. А тот факт, что ему удалось попасть в шестерку лучших игроков было свидетельством его способности мгновенно постигать суть игры, и подтверждало, что несмотря на его двадцать восемь лет, у него все еще оставались неплохие рефлексы.
   В этот вечер Татум и его импресарио были рядом. "Я думаю, что сейчас мы смотрим самое революционное ТВ-шоу за последние несколько лет". Он говорил что хакеры, которые не смогут выдержать физического контакта, но испускают свою пронизывающую энергию, обязательно привлекут внимание американских атлетов. Он поднял свой бокал с вином за будущее хакера как нового американского героя.

 
   * * *

 
   Один из программистов On-Line, который уже имел все признаки героя средств массовой информации, был Боб Дэвис, бывший продавец винного магазина, который сам любил прикладываться к спиртному, и которого Кен Вильямс поднял до статуса автора игр и считал лучшим другом.


Вильямс написал вместе с Дэвисом приключенческую игру "Улисс и Золотое Руно". Последние строки обзора Марго Томмервик в Softalk читались как триумфальное подтверждение решения Кена Вильямса использовать компьютер для того чтобы изменить мир.
   On-Line Systems в "Улиссе" убило сразу двух зайцев: это приключение стало лучшим произведением On-Line, начиная со времен "Волшебника и Принцессы", а также Боб Дэвис, новый автор, от которого все ожидали многих новых приключений.
   Пакет, который Sierra On-Line рассылала перспективным авторам включал в себя открытое письмо от имени Боба Дэвиса, в котором тот рассказывал о том "как его укусила компьютерная муха", а затем он увидел как его игра проходит через безболезненный процесс производства, после чего он начал получать гонорары, "более чем достаточные и всегда вовремя". В заключение Дэвис написал: "Теперь я трачу большую часть своей жизни на катание по склонам озера Тахо, просмотр видеокассет, вождение моей новой машины и вполне комфортное проживание в моем новом доме с тремя спальнями. Я настоятельно рекомендую вам сделать то же самое"
   Немногим спустя после возвращения Кена из Лас-Вегаса, Боба Дэвиса было сложно найти на снежных склонах, за рулем машины или в его новом доме. К нему приходили посетители в тюрьму графства Фресно. На Дэвисе было одета мятая красная арестантская роба, а на его лице присутствовал странный блуждающий взгляд. Его длинные ярко-рыжие волосы, рыжая неприбранная борода, а также морщины на его лице заставляли выглядеть его гораздо старше его двадцати восьми лет. Из-за толстого стекла, установленного между заключенным и посетителем, разговор шел через телефонные трубки по обе стороны стекла.
   За эту неделю к нему приходило не так много людей. Он пытался связаться с Кеном, чтобы тот вытащил его отсюда, но пока у него ничего не получалось. За несколько месяцев, он прошел путь от продавца спиртного до суперзвезды программного обеспечения, а потом и до употребления наркотиков и тюремного заключения.


Он думал, что компьютер сумеет уберечь его от этого, но одного компьютера оказалось недостаточно.
   Исключенный из старших классов, он постепенно превратился в пьяницу, продолжавшего тайно любить логические загадки. Программирование было для него откровением. Дэвис обнаружил, что он может быть настолько сильно поглощен этим, что ему не надо больше пить. Удача все больше поворачивалась к нему лицом — по мере того как он возглавил проект "Time Zone", стал соавтором приключенческой игры, а также начал изучать ассемблер для машины VCS. Но почти также внезапно как его жизнь начала поворачиваться к лучшему, она снова начала скатываться вниз.
   "Переживая свой успех, у меня было небольшое чувство беспокойства", — говорил он. Тянущее его вперед чувство, которое он получал, будучи хорошо продаваемым автором, заставляло его думать, что он сможет правильно обращаться с наркотиками, которые ранее делали его жизнь ничтожной.
   В On-Line наркотики были, но Боб Дэвис не мог доставить себе удовольствие употреблять их с тем же самоограничением, которое делали остальные. Это начало влиять на его работу. Попытка изучать код VCS была достаточно сложной. Но быстрый успех Дэвиса в работе над "Улиссом", написанной на относительно простом языке ADL, разработанном Кеном, дал ему быстрое программистское наслаждение, и он стал опустошенным. "Я пытался найти оправдание для самого себя", — говорил Дэвис, — "Я говорил, что On-Line стала по отношению ко мне слишком корпоративной". Он уволился из компании, посчитав, что сможет сам писать игры и жить на гонорар.
   Он работал над игрой для VCS, но, несмотря на то, что он потратил много времени, чтобы получить движение на экране, у него ничего не получалось. Хотя Кен Вильямс и понимал, что Боб относился к людям такого рода, у которых получались прорывы, но только в том случае если их кто-то направлял: "Если кто-то будет здесь, то он будет работать до четырех часов утра", — комментировал Кен как-то раз.


Но у Кена не было времени, чтобы помочь своему другу. Дэвид пытался сам найти время, чтобы поговорить с Кеном и рассказать ему о том, как ему плохо, но Кена часто не было в городе. Боб тогда покупал Кока-Колу и впрыскивал ее себе прямо в вену. Поссорившись со своей женой и ширнувшись, он часто уходил из дома, все это время страстно желая вернуться к себе, назад в ту новую жизнь, которая у него началась и проходила около компьютера. А тот самый праздный образ жизни суперзвезды программирования, о котором он говорил в рассказе от первого лица, On-Line все еще включала в пакет, который On-Line рассылала перспективным авторам.
   Однажды Боб Дэвис вернулся домой поздно ночью и обнаружил, что его жена ушла. Он начал обзванивать все дома, в которых жили программисты, и все места, где он предполагал, она могла находиться, в надежде, что кто-то знает, где она может быть. Даже совсем посторонние люди, которые отвечали на его звонки, слышали его горестный голос, охваченный паникой. "Вы не видели мою жену?". "Нет, Боб". "Вы не знаете, где она может быть?" "Я не видел ее, Боб". "Уже очень поздно и ее нет дома, и я очень беспокоюсь". "Я думаю, что она вернется домой". "Я очень хочу надеяться, что с ней все в порядке", сказал Боб, пытаясь заглушить подступающие слезы, — "Никто не сказал мне, где она". Все начали беспокоиться за Дэвиса. Это было одно из первых событий которое свалилось на Дика Сандерланда, и признаком того, что On-Line была абсолютно другой компанией в абсолютно другой индустрии: в тот же вечер когда Дик был принят на работу в компании, Дэвис ушел в один из домов, заселенных программистами. Но здесь остался его дух, как приведение, навязчивое крушение его компьютерной мечты, и утраченный "золотой шанс". Как безжалостная совесть, Боб Дэвис досаждал телефонными звонками своим бывшим друзьям, часто прося денег взаймы. Уоррен Швадер, программист и свидетель Иеговы, которому Боб нравился, несмотря на свое частое сквернословие и курение, однажды предложил напрямую заплатить за него залоговую закладную, но Боб, которому вместо этого нужны были деньги, швырнул телефонную трубку… а потом, ему все-таки удалось убедить Уоррена одолжить ему тысячу долларов.


   Как и все остальные Швадер хотел бы верить в то, что Боб Дэвис вернется назад к компьютеру и, занимаясь программированием, начнет выбираться из этой алко-наркотической трясины. Но в итоге, они все сдались. Люди, даже такие как спокойный программист Джефф Стефенсон, который попытался пристроить Боба в программу анонимных алкоголиков, отворачивались от него, после того как узнали, что Боб начал подделывать чеки. "Моя дурная привычка вытягивала из меня от трех до девяти сотен долларов в день", — говорил Дэвис. "Я довел жену до того, что она от меня ушла. Я дважды пытался завязать с этим, но так и не смог". Он попросил Дика Сандерланда увеличить ему гонорар, и когда Дик отказался, то он предложил продать весь свой будущий доход за "жалкие гроши", по словам Сандерланда. Вскоре, гонорар Дэвиса переводился полностью на банковский счет, откуда оплачивались все его долги, которые он успевал делать. Для того чтобы найти денег на наркотики, он продавал мебель из своего дома. В конце концов, он продал свой компьютер – Apple, тот самый волшебный инструмент, который однажды сумел сделать из него человека.
   Когда Боб Дэвис, наконец, угодил за решетку, то люди в On-Line испытали в некотором роде облегчение. Его арестовали в мотеле. Все кто его знали, считали, что ему предъявили обвинение в подделке чеков, но сам Дэвис говорил, что его арестовали за кокаин, в чем он и признался. Он хотел попасть в программу реабилитации людей от наркотической зависимости, для того чтобы начать все снова. Он пытался передать Кену сообщение, но Кен понимал, что Бобу Дэвису лучше оставаться в тюрьме, где он мог попытаться избавиться от своей дурной привычки.
   Автор двенадцатой игры из списка самых продаваемых в стране (в соответствии со списком Softsel's Hot), разговаривал в тюрьме по переговорному устройству и объяснял, почему его сюда занесло, рассказывал о том, как он увидел ослепительный свет, который давал компьютер, как он грелся в его лучах, и как он не смог его вынести.


Он отсидел уже половину своего срока, когда переговоры по тюремному телефону прекратились. Те, кто его иногда навещал, все говорили о том, что он кричал им через стекло до тех пор, пока его не уводили: "Пусть Кен свяжется со мной".

 
   * * *

 
   Положение Боба Дэвиса проиллюстрировало тот беспорядок, который был в Sierra On– Line в ту зиму. На первый взгляд все выглядело так, как если бы компания приближалась по своим доходам ко всем уважаемым торгово-промышленным конгломератам, которой все еще делали заманчивые предложения о выкупе части пакета ее акций, из которых самое свежее было в размере $12,5 миллионов плюс $200,000 долларов в год в виде контракта для Вильямсов. Но под этой показушной вывеской растущей и бурно развивающейся компании скрывались вечно продолжавшиеся проблемы. И они усилились в декабре 1982 года, когда было объявлено что цифры продаж видеоигр для Atari стремительно рухнули вниз. Но люди в On-Line и других компьютерных компаниях отказывались видеть во всем этом свидетельство, что в их области деятельности по какой-то причине начинается спад.
   Дезорганизация только увеличилась из-за того, что Sierra On-Line имела теперь невероятные размеры. Например, одна игра, о которой Дик думал, что она будет неотразима – многоуровневая программа с тщательно разработанным и продуманным сценарием, завязла на несколько недель в департаменте, который занимался приобретением программного обеспечения. Программисту позвонили и известили его о том, что все готово к утверждению сделки, а тем временем Дик решил отследить путь этой операции по всей компании. Студент колледжа, который написал эту игру, устал биться с On-Line и продал свою программу в Broderbund. Игра стала бестселлером, вышла под именем "Lode Runner", и многие критики дали ей титул "Игра 1983 года". Вся произошедшая история была мрачной параллелью с тем, когда Кен Вильямс пытался три года назад продать "Таинственный дом" в Apple. И вот теперь, когда молодая компьютерная компания, не слишком искушенная в менеджменте для того чтобы реагировать на происходящее мгновенно, как этого требовала обстановка в компьютерной индустрии, не сумела вовремя подсуетиться и проявила интерес тогда, когда уже было слишком поздно.


Означало ли это, что Sierra On-Line будучи все еще очень молодой компанией, была уже динозавром?
   Конфликт в управлении между Кеном Вильямсом и Диком Сандерландом становился все острее. Новые люди, пришедшие в компанию — те, кто ориентировались на объемы продаж, поддерживали Дика, в то время как большинству из давно работавших программистов и служащих не нравился президент и его скрытые способы управления. Чувства по отношению к Кену были смешанными: то он говорил о духе On-Line, то начинал говорить о том, как компания "бурно растет", как если бы программному обеспечению требовалось традиционное корпоративное управление в избытке насыщенное бизнес-планами и закосневшей бюрократией. Если все это было правдой то, что это говорило о хакерской мечте, которая говорила о компьютере, как о модели поведения, которая бы могла улучшить и обогатить нашу жизнь? Это был моральный кризис, который настиг всех основоположников этой индустрии, начинавших свое дело с мыслью, что магическая технология, которую они могут продемонстрировать всем остальным, сделает их бизнес чем-то необычным. Массовый маркетинг — громада которого неясно обрисовывалась впереди было как всемогущее толкиеновское кольцо: можно ли его схватить, но не поддаться его влиянию? Можно ли было сохранить идеализм, который присутствовал в их миссии? Мог ли дух хакерства пережить успех в программной индустрии?
   Кен был этим озабочен: "Когда я работал вместе с Диком, я сильно спорил с ним по поводу работы с восьми до пяти (что сильно отличалось от свободного хакерского режима). Теперь же мне нужен был штат программистов, который бы работал с восьми до пяти. Это было, примерно, то же самое, как необходимость хиппи стать капиталистом или чем-то подобным. Я думаю, что здесь было достаточно много программистов, которые считали, что они находятся в рабстве. Типа Джона Харриса. Когда он появился здесь, это был открытый дом; моя дверь была все время открыта. Он мог войти, и мы могли поговорить о способах программирования.


У меня было для них место. Мы никогда не оговаривали бизнес контрактами — они нам были не нужны. Если мы друг другу не доверяли, то нам не следовало работать вместе. Теперь все изменилось. Я не знал теперь, в чем состоит моя цель. Я не знал, по какому пути мне надо было вести компанию. В какой-то мере, пригласив Дика на работу, я расписался в собственном неумении. Была неуверенность, которая меня беспокоила, и я не знал, поступаю ли я правильно или неправильно.
   Необъяснимые вещи продолжали тем временем происходить. Одним из них был инцидент в офисе у программистов. Молодой человек работал во внеурочное время, рисуя на компьютере картинки для затянувшейся с выпуском игры "Темный кристалл". Он работал в компании почти с самого начала, и вот однажды он отодвинул в сторону графический планшет, начал кричать, кидать все, что было под рукой, в стены, срывать постеры, размахивать длинным ножом перед молодой женщиной, которая трассировала после него картинки и замерла в ужасе от происходящего. Затем он схватил набивную игрушку и в ярости начал ее колоть ножом, разрывая в клочья, а ее содержимое начало летать по крошечному кабинету. Программисты из следующей комнаты вынуждены были вмешаться и остановить его, и молодой человек тихо ожидал до тех пор, пока его спокойно не увели оттуда. Все его объяснения свелись к тому, что он просто сорвался.
   Хакер Джефф Стефенсон, работавший над секретным проектом IBM (также за пределами рабочего расписания), выражал всеобщее опустошение: "Я не знаю, кто собирался управлять компанией, но это точно не были не авторы, которых я считал за "хлеб и масло" — основу всего в этой компании. Позиция компании была такова: 'Ну, вот ты, Джон Харрис — кому ты нужен?'. Он был нам нужен. Этот человек заработал гору денег для этой компании. Но они, похоже, считали, что если они затейливо упакуют товар и приклеят на него замечательные этикетки, то он будет продан в любом случае".
   Джон Харрис тоже отмечал это. Разговорчивый дизайнер игр, который написал две из самых популярных программ в истории микрокомпьютеров разрывался между лояльностью к компании и отвращением, из-за того, что Хакерская Этика в компании полностью игнорировалась.


Харрису не очень нравился тот факт, что имена авторов не появлялись на коробках с новым программным обеспечением, и ему очень не понравилось, когда он сказал об этом Дику, а Дик ответил: "Погоди с этим вопросом, пока мы все не сделаем, и, кстати, когда ты доделаешь для нас следующую игру?". По сравнению с веселыми деньками летнего лагеря это была большая разница. Харрис считал, что время, когда все могли забросить работу и начать проказничать, типа прийти в Гексагон Хауз и переставить в доме все вверх ногами, включая мебель — это были лучшие дни в On-Line. Все кто работал, чувствовали себя счастливее и работали упорнее, потому что это была компания, в которой было весело работать.
   Джон Харрис был также раздосадован тем, что, по его мнению, компания начинает отступать от стандартов высокого искусства. Джон воспринимал как личную обиду, если компания выпускала игру, которая была в каком либо месте ущербна. Он был абсолютно шокирован версиями Jawbreaker 2 для Atari и Apple. Его раздражало то, что эти игры были официальными сиквелами той игры, которую он создал, но Джон бы об этом никогда не упомянул, если бы игры были сделаны отменно. К сожалению, это было не так. Улыбающиеся "лица" были слишком велики, а окончания желобов, откуда "лица" появлялись и исчезали, были закрыты. Джон возмущался снижением качества. Он чувствовал, что и в самом деле, новые игры On-Line были не такими хорошими.
   Но возможно самым худшим во всем этом было то, сам Джона был обеспокоен тем, что Кен Вильямс и его компания никогда не отдавали должного уважения тому, что в уме Джона Харриса было неоспоримым, а именно — величию Atari 800. Он имел жесткую привязанность к этой машине. Джон с печалью заключил, что для On-Line, Atari всегда была на втором плане после Apple. Даже после полного провала с Frogger-ом, когда версия игры Джона для Atari была произведением искусства, а версия для Apple была полным дерьмом, Кен все еще не воспринимал Atari всерьез. Это угнетало Харриса настолько сильно, что он даже решил покинуть On-Line в пользу компании, которая разделяет его взгляды на Atari.


   Это было не легко. В On-Line к Харрису относились хорошо. У него был дом, уважение, к нему приходили журналисты из People, чтобы взять у него интервью, был полноприводный пикап, проекционный телевизор, солидный банковский счет, и после всех этих мучений во Фресно и в Club Med, у Джона Харриса наконец-то появилась девушка.
   На собрании любителей фантастики он натолкнулся на девушку, с которой он когда-то встречался в Сан Диего. Она изменилась с того момента, когда он оценил ее "как выглядящую классно", — вспоминал Джон. "Она сбросила вес и скорректировала нос". Теперь она была актрисой и танцевала танец живота где-то в Лос-Анжелесе. "И ее даже просили танцевать этот танец", — как объяснял Джон, — "в самых престижных заведениях в Голливуде. В Сан-Диего, она, как правило, появлялась в чьей-нибудь компании, но в этот раз с ней никого не было. Она проявляла больше внимания ко мне, чем кто-либо еще. Мы провели девятнадцать из следующих двадцати четырех часов вместе". Он часто провожал ее с собраний любителей фантастики. Она осталась в его доме на несколько недель, и он ездил к ней в Л.А. на свидания. Они начали вести разговоры о свадьбе. На Джона Харриса свалилось счастье, которого он никогда раньше не знал.
   Он знал, что его наставник, Кен Вильямс, имел самое прямое отношение ко всем изменениям в его жизни. Поэтому казалось логичным, что Джон Харрис, которого грызли сомнения относительно компании, c которой он имел очень много общего, должен был поделиться всем этим напрямую с Кеном Вильямсом. Но Джон Харрис не мог заставить себя поговорить с Кеном о том, что он очень близко подошел к тому, чтобы покинуть On-Line. Он больше не доверял Кену. Когда Джон пытался объяснить, почему он чувствует что On-Line его обманывает, Кен начинал говорить о деньгах, которые Джон зарабатывал. В один из моментов, Кен сказал журналистам из People что Джон зарабатывает $300,000 в год, и когда Харрис попытался сказать более правильную цифру, Кен поставил его в дурацкое положение, выдав Джону его последний чек с гонораром.


Чек за четыре месяца (Харрису платили раз в месяц, но иногда он медлил с его получением) составил $160,000. Но дело было не в этом; Кен никогда не упоминал про деньги, которые On-Line зарабатывала с того, что делал для нее Джон Харриса. И вместо того чтобы сказать Кену об этом, Джон просто соглашался с тем, что бы Кен не предлагал. Он не знал, что это – стеснение или беспечность или что-то еще.
   Поэтому он не стал говорить с Кеном Вильямсом. Он встречался со своей девушкой, работал над новым ассемблером для Atari, посещал местные игровые автоматы (даже поставил рекорд на местной машине с игрой Stargate) и придумывал идеи для новых игр. А также вел переговоры с компанией Synapse Software, которая относилась к Atari серьезно.
   Действительно, Synapse Software, работала почти только на Atari Home Computer, хотя она и планировала заниматься переносом на другие системы. Игры, которые делала Synapse, были полны действия, взрывов, стрельбы и великолепно сделанной графики. Харрис благоговел перед ними. Когда он посетил их офис в Беркли, он был впечатлен отношением к программистам, тем как они обменивались утилитами и общались между собой при помощи электронной доски объявлений внутри компании. Когда Джон Харрис узнал от программиста из Synapse, что часть процедуры по выводу звука в одной из игр Synapse была в буквальном смысле слова передрана из объектного кода с той самой копии диска с Frogger-ом, которую у него украли на Software Expo, то это поначалу повергло его в глубокую и болезненную депрессию. Но он был не очень сердит по этому поводу, ему доставило удовольствие то, что хакер из Synapse понял его код и нашел, что его стоит применить. Synapse обещала Джону что он получит всю техническую поддержку, которая ему понадобиться и он может вступить в их сообщество программистов. И, кроме того, они предложили ему 25 процентов гонорара. Одним словом, Synapse предложило для хакера Atari все то, что отказывалась делать On-Line.
   Джон согласился делать следующий проект уже для Synapse.


Звезда программирования ушла с небосклона On-Line.
   Джон сидел в своем доме, пытаясь понять, как ему сообщить обо всем этом Кену Вильямсу, когда зазвонил телефон. "Планета Земля", — ответил Джон как обычно. Это был Кен. Джон засуетился. "Теперь я программирую для Synapse", — выпалил он тоном, как показалось Кену, невообразимо нахальным. Кен спросил его, почему это так, и Джон ответил ему, что они ему предложили 25 процентов вместо 20%, которые были у Кена. "Это глупый поступок", — сказал Кен. Но Джону надо было многое сказать. В спешке, он начал говорить Кену абсолютно все про On-Line, включая то, что он раньше просто не решался сказать. И даже больше. Джон потом дрожал при одном лишь воспоминании о том, как он говорил президенту компании, который лично сделал для него очень много, что продукты компании являются мусором.
   Джон Харрис, со всеми его потерянными программами, причудливым исходным текстом, задержками в выпуске игр, свойственными истинному перфекционисту, и шовинизмом в отношении Atari 800 был хакерской душой Sierra On-Line. Он был одновременно проклятием существования Кена Вильямса, а также символом его достижений. Его близость к Кену была показателем новой доброжелательности, которую On-Line предоставляла вместо обычной пропасти между боссом и его работником. Теперь Джон Харрис уходил отсюда, осыпая жалобами путь On-Line, где прервалась его исходная миссия. После себя он оставил "Frogger" — игру, которая даже сейчас, в течение нескольких недель была в списке бестселлеров Softsell Hot.

 
   * * *

 
   Кен не был потрясен уходом Харриса, он был просто зол — как будто это не он хвастался еще несколько месяцев назад, что имя Харриса на программах Atari помогает их продавать. Кен был уверен, что время независимых любителей хакерства компьютерных игр закончилось: "Я думаю, что у меня есть свой взгляд на авторов, который отличается от взглядов авторов на них самих, и я молю Бога, чтобы я оказался прав. Те хакеры, с которыми я работал до этого момента, просто оказались в нужный момент в нужном месте.


И Джон Харрис не был исключением. Он был весьма посредственным программистом, у которого не хватало достаточного воображения, но так случилось, что он занимался программированием Atari именно тогда когда это было нужно".
   Вместо чисто хакерской траты времени на то, чтобы сделать продукт совершенным, Кен предпочитал программы пусть менее вылизанные, но зато сделанные вовремя, с тем чтобы можно было тут же развернуть рекламную компанию. Это не касалось Frogger-а, задержки с которым были вызваны только тем, что Джон Харрис решил, что он не хочет работать. "Нельзя заниматься бизнесом с людьми, которые впадают в депрессию оттого, что у них украли их софт. Вам нужны люди, которые будут делать работу к тому сроку, с которыми вы о нем договорились, по той цене, о которой вы с ним договорились, и которые в состоянии решать самостоятельно свои личные проблемы. Харрис хотел чтобы с ним выпивали, болтали по телефону, ездили с ним в Club Med, укладывали его в койку. Я стал самым настоящим экспертом по Джону Харрису и его эмоциональным проблемам. Но я не хотел основывать планы по выпуску игр на 1983 год и размещать заказы на $300,000 на ROM-картриджи с игрой Джона Харриса, потому что если бы его подружка сказала ему, что он ей не нравится или он плох в постели, то он бы от горя ушел куда подальше".
   "Если вы можете написать такую игру как Frogger, имея лишь небольшие способности, то представьте себе, что было бы, если бы этим занималась целая компания. Тогда нас было бы невозможно остановить. А если я попадал в зависимость от этих парней, которые могли бросить меня в любую минуту, лишь только потому, что кто-то мог предложить им больше, или внезапно прекратить работу, лишь только потому, что их девушки начали встречаться с кем-то еще, то в этом случае компания была бы обречена. Это было только делом времени. Я должен был избавиться от всех этих плакс и капризных детишек".
   Для Кена, программное обеспечение, со всем его волшебством, мессианской сущностью, способностью превращаться во что угодно — это средство нового века, в конце концов, дошло до своего логического конца.


Бизнес. Кен, утративший свои хакерские корни, похоже, больше не понимал, что хакеры принимают свои решения, основываясь на традиционных правилах ведения дел, а также того, что некоторые хакеры не собирались работать в компаниях, где они чувствовали себя неуютно, и что некоторые хакеры вообще отказывались работать по найму.
   Но после всего что произошло, Кена вообще мало заботило то, что хакеры думали. Он с ними покончил. Кен искал профессиональных программистов — тех людей, которые ориентированы на конечную цель, которые подходили к решению задачи как ответственные инженеры, а не эти артисты-примадонны, которые любили заниматься полировкой своих программ и впечатлять своих друзей. "Нормальные, солидные люди, которые все успевают во время", — вот что нужно было Кену. "Нам надо утратить свою зависимость от программистов. Глупо считать что программисты – это люди с воображением. Вместо того чтобы ждать у моря погоды, когда такие парни как Джон Харрис сумеют чем-то разродиться, мы должны найти несколько чертовски хороших исполнителей. Пусть у них не будет особенно хорошо с воображением, но зато они будут в состоянии просто хорошо делать свое дело".
   Кен чувствовал, что он уже нашел несколько никому неизвестных классных специалистов по играм, которые были погребены в пучинах корпоративного программирования. Один из этих профессионалов, ориентированных на конечную цель, был местный программист, работавший на телефонную компанию. Еще одним был семейный человек из Южной Калифорнии, которому было за сорок. Он много лет работал по правительственным контрактам в области цифровой обработки изображений, как он сам говорил, с очевидным участием военных. Третьим был вегетарианец из сельской местности Айдахо, который жил вместе со своей семьей в деревянном геодезическом куполе.
   По мере продвижения Кен пытался заменить хакеров профессионалами. Он, правда, однажды уже делал нечто подобное, когда в своем старом офисе, расположенном у дороги 41, он попытался превратить новичков в программистов на ассемблере.


Затея, в итоге, окончилась ничем. Слишком много времени тратилось на то, чтобы подготовить людей. Кроме того, в округе не было ни одного гуру, у которого было бы много свободного времени вместе с необходимыми техническими знаниями. Найти большое количество программистов на ассемблере было сложной задачей: ни широкая сеть "охотников за головами", ни реклама в журналах не гарантировали того, что найдутся "победители", которые так нужны были Кену в следующем году. А их нужно было много, потому что в плане выпуска игр 1983 года значилось больше сотни продуктов. И только в некоторых из них требовалась оригинальная творческая работа. Предполагалось, что основная энергия программирования On-Line должна была быть пущена на перенос уже созданных игр на другие платформы, в особенности на дешевые и массовые системы, работавшие на картриджах, типа компьютера VIC-20 фирмы Texas Instruments. Все ожидания On-Line были основаны на "стратегическом плане": "Мы считаем что рынок домашних компьютеров будет развиваться настолько бурно, что его 'перенасыщение продуктами' будет невозможно. Число новых машин, которые конкурировали в сегменте, который занимался Apple и Atari в 1983 году, создаст практически вечно голодный сектор, который остро нуждается в хорошо показавших себя продуктах 1982 года. И мы постараемся использовать эту возможность…"
   Энергия компании сконцентрировалась на превращении одного продукта в другой продукт. Это был подход, который лишал хакеров удовольствия от создания новых миров. Вместо того чтобы отталкиваться от достигнутого успеха и идти в поход за новыми гениальными программами, On-Line пыталась максимально увеличить объемы продаж, дублируя весьма средний успех, часто на весьма ограниченных по своим возможностям машинах, на которых игры выглядели гораздо хуже, чем оригиналы. Никто в суматохе переноса не занимался возданием должного усилиям, подобным усердию Джона Харриса, когда тот писал свой Frogger, который был сделан настолько искусно, что он произвел на рынок такое же впечатление, как и оригинальная работа.


   Вернувшись в свою неряшливую электронную квартиру, Джон Харрис философски размышлял над тем, что "профессиональные" программисты – это такие программисты, которые не любят игры всем своим сердцем и в душах нет хакерского перфекционизма, а значит, они обречены создавать бездушные и несовершенные игры. Но Кен Вильямс не разговаривал больше с Джоном Харрисом, который после всего что произошло, занимался программированием для Synapse. Кен собирался на встречу, благодаря которой On-Line получала возможность контактировать с другим предприятием, дающим ей возможность получения доступа к целому конвейеру из профессиональных программистов, который мог бы заниматься работами по переносу. И все это по крайне низким ценам!
   Все это звучало слишком хорошо, чтобы быть правдой, и Кен пришел на эту встречу с некоторыми подозрениями. Бизнесмена, с которым он встречался ранее, звали Барри Фридман, это был человек с волосами длиной до плеч и глазами как у Питера Лорре. Удача повернулась к Фридману лицом вместе с сумашедшим ростом индустрии домашних компьютеров. По началу он представлял художников, которые занимались иллюстрированием рекламных плакатов и упаковки продуктов для On-Line, а затем выделился в самостоятельное подразделение и делал всю оформительскую работу для некоторых других компьютерных компаний. Затем, он начал предоставлять программным компаниям и многие другие услуги. Если вам требовалось знать лучшие цены на ROM-картриджи, то он мог сработать как посредник и найти для вас дешевые микросхемы ПЗУ, возможно от какого-нибудь таинственного поставщика из Гонконга.
   Потому он начал наводить мосты для доступа к большим суммам капитала для тех, кому это могло потребоваться. Однажды, как рассказывал Кен, Барри позвонил ему и поинтересовался, сколько бы потребовалось третьему лицу денег для того, чтобы полностью купить On-Line. Кен с потолка взял цифру в двадцать миллионов и повесил трубку. Барри перезвонил ему в этот же день, и сказал, что $20,000,000 это вполне нормальная сумма.


Кен, все еще не воспринимая происходящее всерьез, сказал ему: "Но помимо всего прочего, я хочу сохранить возможность ею управлять". Барри перезвонил ему еще через некоторое время, сказав, что и это решаемый вопрос. Самое странное было во всем этом то, что хотя Кен крайне сомнительно относился к растущему списку компаний (никогда нельзя было быть уверенным в том, имя какой компании будет написано на визитке Барри или его коллег, которую вам вручали), но Барри, казалось, всегда выполнял свои обещания. Барри Фридман был очень похож на человека, который осуществляет сделки также как Фауст, в полном соответствии с общим духом Силиконовой Долины.
   Эта сделка выглядела самой удивительной из всех. Фридман пришел на встречу в сопровождении двух основателей стартапа, который он представлял. Эта компания не занималась ничем кроме конверсии с одной платформы на другую. Стоимость работ по предполагаемому соглашению должна была составить десять тысяч долларов разовой оплаты и 5 процентов с продаж. Компания называлась "Rich and Rich Synergistic Enterprises". Рич – это было первое имя обоих основателей.
   Барри Фридман был одет в желтую майку для игры в поло. Ее верхняя пуговица была расстегнута, так что окружающим демонстрировалась золотая цепь, висевшая у него на шее и дополняюшая его браслет с серебром и бриллиантами. У обоих Ричи и у одного из его партнеров — светловолосого коротышки, нос которого был очень похож на кнопку, были золотые часы. Панковато одетого светловолосого коротышку звали Трейси Коатс, он в прошлом был менеджером, занимавшимся рок-музыкой, и представлял собой попечителя "из очень хорошей семьи". Эта информация была произнесена в полголоса, с многозначительным подмигиванием.
   Воздав должные торжественные приветствия, они расселись вокруг длинного, деревянного конференц-стола в зале заседаний, который примыкал к кабинету Кена: невзрачное, трудноописуемое ковровое покрытие, на белых стенах висели деревянные полки и черная доска; самая обычная и заурядная комната, которая могла быть в любом здании с малым офисом в любой компании.


   "Рич и Рич…", — сказал Кен, просмотрев резюме обоих программистов. "Я надеюсь, вы сделаете меня богатыми "
   Никто из Ричей не засмеялся, и даже если бы на их лицах могло выражаться хоть какие– то эмоции, то смех явно не относился к тому, что оба этих парня собирались демонстрировать. Это были два деловых человека, и в их резюме было гораздо больше здравого смысла, чем в их внешнем виде. Они оба занимали ответственные должности в сильно компьютеризированном, отстроенном совсем недавно Диснейленде в Токио ("Все место было основано на кремнии", — говорил Рич Первый), но эта авторитарная фабрика удовольствий было самой фривольной отметкой в их резюме, которое было пересыпано такими фразами как: анализ схем при помощи трассировки, Лаборатория Реактивного Движения, управление ядерными реакторами, аналитик ракетных систем, системы управления полетом и наведения ракеты "Хаунд Дог". Оба Ричи были одеты в спортивные куртки и у них не было никаких галстуков. Одежда пахла той чистотой, которая бывает тогда, когда она одевается поверх тела, за которым усердно следят. По внешнему виду, обоим было уже за тридцать, их волосы были хорошо пострижены, а их внимательные глаза постоянно оглядывали комнату в поисках непорядка.
   Рич Второй начал говорить: "Наши люди гораздо большие профессионалы, чем все остальные, кто работает в области домашних компьютеров. Наши люди работали с существенно более тщательно управляемым оборудованием, чем большинство из этих типов, которые по своей прихоти занимались домашними компьютерами. Это люди, которые знают как правильно документировать и писать код", Рич Второй сделал паузу, — "Они – не хакеры", — добавил он.
   Их компания собиралась разработать набор средств и способов для конверсии игр. Приемы, алгоритмы и кросс-ассемблеры конечно, же, были проприетарными. По этой причине, Рич и Рич никому не собирались показывать исходные тексты. Их место обитания должно было быть ограничено офисами "Rich and Rich" в Южной Калифорнии.


Для Хакера не имело значения насколько гениальными были приемы, не имело значения насколько элегантен был "бамминг" кода, если тот не был доступен для чтения. Был доступен только конечный продукт. Полная непрозрачность. Люди покупали программы как продукт, в котором программирование было очень глубоко скрыто, и оно было неважно для них, это был фон — как ритм-машина, которая отбивает ритм в музыкальных записях. Точно также, программисты в Rich and Rich должны были быть анонимными. Никаких хакерских эго, с которыми надо было бороться. Предъявите им список нужных игр и конвейер начнет их штамповать.
   Идея Кену понравилась. "Это сделает их и меня богатыми", — сказал он потом. Если Rich and Rich сумеют справиться с двумя пробными проектами, то тогда, сказал он: "Я с вашей помощью займусь всеми остальными переносами! Это гораздо лучше, чем Джон Харрис!" Кен чувствовал, что у него все получается как нельзя лучше. Помимо Rich and Rich, в городе был репортер из Wall Street Journal, он встречался с Кеном и Робертой, желая узнать что-нибудь об их компании. Кен часто давал себе в середине рабочего дня небольшую поблажку; он выходил из офиса и направлялся к своему строящемуся дому. Сегодня, здесь укладывали укладывали семь двадцатипятифутовых балок, которые должны были проходить в доме через гигантскую игровую комнату, рядом с внутренним кортом для игры в теннис. Он накинул поверх своей синей и изрядно потертой майки Apple, фланелевую рубашку, проехал через развороченный колесами автомобилей двор и стал наблюдать за гидравлическим краном, который поднимал балки, а бригада из двенадцати рабочих устанавливали каждую из них на свое место. Все шло четко и слаженно, как грамотно написанная процедура, которая заработала сразу же после первой компиляции ассемблерного кода, и Кен смотрел с изумлением и гордостью на то, что он строил. "Ну, разве это не знамение?", — продолжал он спрашивать сам себя, — "Разве нет?".
   Дом рос все больше и больше, беспорядочно спускаясь с холма на сто сорок футов; сруб был практически готов – по лестницам уже можно было ходить, а за двери уже можно было заглядывать.


Именно сейчас дом был открыт, и было видно все, что находится у него внутри — туда мог легко задувать ветер и лить дождь, а стены или двери не были серьезным препятствием, для того чтобы зайти внутрь. Совершенный и бесконечный хакерский дом. Но вскоре строители должны были возвести стены, для того чтобы окружающий мир не смог туда заглядывать, а также навесить двери, которые не дадут посторонним шанса туда вломиться и нарушить их частную жизнь. И никто в своем здравом уме не хотел, чтобы это было как-то по-другому.
   Возможно, то же самое происходило и с хакерством… никто из тех, кто управлял бизнесом, не хотел, чтобы он на самом деле шел по законам Хакерской Этики. Раньше или позже, но вам приходилось сталкивать с реальностью; вы начинали тосковать по этим старым домашним стенам и дверям, которые всегда воспринимались настолько естественно, что снести их мог только сумасшедший. Возможно, что где-нибудь в компьютерной игре, в симуляции, которая использовалась для воплощения хакерских мечтаний об Утопии, можно было бы дать свободу такого рода идеализму. И может быть, это было единственное место, где могла жить эта мечта — там, внутри компьютера.
   Кен несколько раз обошел вокруг дома, поговорил со строителем, а затем вспомнил, что ему надо возвращаться обратно. Впереди у него было интервью с репортером из The Wall Street Journal, который собирался расспросить его об этой странной семейной компании, начинавшей с продажи приключенческих игр.

 
   * * *

 
   Кен и Роберта Вильямсы наметили новоселье housewarming party??? На выходной в День Труда (первый понедельник сентября) 1983 года. В тот день у них собралось около сотни людей. Гости бродили по дому из кедра, площадью несколько десятков тысяч квадратных футов, удивлялись витражам из цветного стекла, восхищались камином из речных камней, играли на корте в теннис (на поблескивавшем дереве которого, был изображен полноцветный логотип Apple), парились в сауне, расслаблялись в горячей ванне, занимались перетягиванием каната на задней части дома, обращенной к реке Фресно, смотрели видео, принимаемое спутниковой тарелкой на крыше, смеялись над комедийной труппой, которая прилетела из Сан-Франциско и играли на шести игровых автоматах, установленных в гигантской игровой комнате с барной стойкой точь-в-точь как в обычном баре.


За стойкой подавалась выпивка.
   Это была радость, смешанная с горечью. В пылу соревнования с вышедшими на рынок новыми компаниями, за которыми стояли большие деньги, борьбой с общим спадом в экономике, большими вложениями капитала в ROM-картриджи, предназначенные для дешевых машин типа VIC-20 (вложения, которые возможно никогда не окупятся), отсутствие у Sierra-Online новых хитов, разработанных хакерами Третьего Поколения – все это привело к тому, что компания закончила предыдущий год с доходами меньшими чем в предыдущем году. Кен был вынужден искать дополнительный инвестиционный капитал в размере трех миллионов долларов. Полмиллиона отошло сразу к нему, что было гораздо меньше, чем стоимость его нового дома.
   Еще раньше, тем летом, Кен попросил Дика Сандерланда встретиться с ним в местечке Broken Bit. До того как они сказали друг другу хотя бы слово, Кен вручил своему бывшему боссу письмо, в котором было написано: "Настоящим уведомляем вас, что вы уволены с должности президента Sierra On-Line". Дик Сандерланд пришел в ярость, и подал в суд на Кена и On-Line. "Я безумец", — говорил он, — "Я пожертвовал моей репутацией. Я создал для него компанию, которая могла управляться и управлялась, и именно он хотел, чтобы было так". Остальные онлайнеры, особенно те, которые с любовью вспоминали о веселых деньках Летнего Лагеря, воспряли духом. Они отвинтили табличку с его именем с двери его кабинета и повесили на дверь женского туалета. Они собрали целую кучу документов, оставшихся со времен режима Сандерланда, который немедленно получил прозвище "Век угнетения" и начали бросать их в импровизированный костер. В какой-то момент даже казалось, что работники компании сумели низвести бюрократию до уровня углей.
   Были и другие оптимистические приметы. Кен надеялся, что его новая и дешевая программа для обработки текстов принесет ему достаточное количество денег, и он сумеет к своей выгоде заключить сделку на миллион долларов для лицензирования персонажей из мультфильмов "B.C." и "Wizard of Id".


Он вел переговоры с Джоном Траволтой, для того, чтобы использовать его имя в одной из программ по фитнессу, но несмотря на все эти проекты, программный бизнес становился все более шатким по сравнению с теми временами, когда он этим только начал заниматься.
   Он собирался поговорить с Джерри Джевеллом, чтобы разобраться в происходящем: Джевелл из Sirius Software выбрался сюда из Сакраменто, и жаловался о бесславном конце его сделки с компанией 20th Century Fox Games. Игры для картриджей, которые его компания писала для Atari VCS затерялись на перенасыщенном рынке 1983 года, и он почти ничего не получил взамен отдачи всех сил на Atari VCS. Его компания висела на волоске, и он очень сомневался в том, сумеет ли хоть кто-нибудь из Братства выжить в течение следующих нескольких лет. Его основные программисты оставили его. Это произошло буквально за несколько дней до того, как он сам собирался им объявить об увольнении.
   У Кена тоже оставались проблемы с программистами. Хакер, который занимался проектом для IBM, давно вылетел из расписания. Некоторые из "профессиональных" программистов, не знакомые с погружением во вселенную компьютерных игр, были не в состоянии синтезировать это удовольствие самостоятельно. С Бобом и Каролиной Боксами у Кена состоялся большой спор, эти двое золотоискателей, ставших программистами, отвергли всю критику Кена в отношении игры, которую они ему показали, оставили компанию и занялись независимыми разработками.
   Был еще Джон Харрис. Не так давно, он и Кен ожесточенно бились за размеры гонорара за Frogger, который все еще был бестселлером On-Line. Parker Brothers хотели приобрести ее и сделать из нее вариант для картриджа, поэтому Кен предложил Джону 20 процентов от сделки размером в двести тысяч. Джону этого было недостаточно. Они препирались сидя в офисе Кена. Все закончилось, после того как Кен Вильямс вперился взглядом в свою бывшую суперзвезду программирования и сказал: "Убирайся из моего офиса, Джон Харрис! Я попусту трачу на тебя свое время".


    Это был их последний разговор перед новосельем, на которое Кен не стал приглашать Джона. Тем не менее, Джон появился здесь вместе со своей девушкой, у которой на пальце было обручальное кольцо с большим бриллиантом, подаренное ей Джоном. Кен сердечно приветствовал хакера. Это был праздник и сейчас совсем не хотелось заниматься враждой. Кен и Роберта наслаждались своим новым домом, стоимостью в восемьсот тысяч долларов. Над горами Сьерра было чистое небо. Компьютер сделал их всех богатыми и известными – это было то, о чем они даже не отваживались мечтать. Затем над горой Дедвуд начали сгущаться сумерки, а Кен Вильямс, облаченный в шорты и майку с коротким рукавом, счастливо отплясывал по звуки музыкальной группы, которая приехала сюда из Южной Калифорнии. Потом, как он и мечтал, он сидел в горячей ванной вместе со своими друзьями, положив руки на края, и они могли слышать слабые электронные звуки аркадных игр, доносившихся из игровой комнаты по соседству, которые причудливо смешивались с шорохами леса, уходившего в сторону Сьерра.

Восстание в году

   Первый терминал публичного доступа, созданный в проекте Community Memory (Память Сообщества) был крайне неказистой машиной, установленной в людном фойе второго этажа в высоком здании самого эксцентричного города в США – Беркли, Калифорния. То что компьютеры придут наконец к обычным людям именно в Беркли было неотвратимым. Все остальное уже было – начиная от изысканных блюд для гурманов и заканчивая местным истеблишментом. И если в августе 1973 года, компьютеры обычно рассматривались как бесчеловечные, прямолинейные, безжизненные и способствующие войне машины, то появление терминала, подсоединенного к одному из этих оруэлловских монстров в таком оживленном месте как фойе рядом с Leopold's Records на Дюрант Авеню совсем не обязательно было угрозой для чьего-либо благополучия. Это просто был еще один поток информации, который можно было попробовать усвоить.
   Терминал бросался в глаза. Он был похож на приплющенное пианино, высотой с Fender Rhodes, но с клавиатурой от пишущей машинки вместо привычных клавиш. Клавиатура была защищена сверху корпусом из фанеры, спереди которого был установлен лист стекла. Чтобы дотянуться до клавиатуры, надо было просунуть руки в небольшие отверстия, как если бы вам в этой электронной тюрьме должны были застегнуть наручники. Народ, который обычно подходил к терминалу был традиционного берклийского вида: длинные волосы, спадавшие прядями, джинсы, майки и сумасшедший блеск в глазах. Если вы их не знали, то могли бы посчитать, что нездоровый блеск связан с наркотиками. Тот, кто с ними был хорошо знаком, понимал, что группа была сильна в технологии. Они оттягивались здесь так, как никогда раньше, играя с хакерской мечтой, как если бы она была самым мощным сбором синсемильи в Бэй Ареа .
   Группа называлась Память Сообщества и в соответствии с проспектом, который они распространяли, терминал представлял собой "коммуникационную систему, которая позволяла людям, осуществлять контакты друг с другом на основе взаимного интереса, без всякого ведома на то третьих лиц".
Идея заключалась в том, чтобы ускорить поток информации посредством децентрализованной и антибюрократической системы. Эта идея родилась на компьютерах и была выполнима при помощи компьютера. В данном случае это был мейнфрейм XDS-940, установленный в подвале склада в Сан-Франциско. Создание места, где был установлен компьютер, позволявший одним людям общаться с другими людьми, дало жизнь мечте, пробному пути, с помощью которого компьютерная технология могла быть использована как средство партизанской войны людей противбюрократии.
   По иронии судьбы, это место находилось на втором этаже, рядом с Leopold's Records, самым хипповатым магазином музыкальных записей в Ист Бэй, и оно было также местом доски объявлений для музыкантов. Она представляла собой стену, которая была полностью оклеена объявлениями певцов-вегетарианцев, которые искали себе подобных, групп исполнителей– импровизаторов, играющих на чем попало и разыскивающих гитаристов или исполнителей на банджо, флейтистов из Jethro Tull, которые искали сочинителей песен с такими же навязчивыми идеями. Это был старый способ знакомства. Community Memory предложила новый способ: вы могли разместить свое объявление на компьютере и вы практически мгновенно находили нужного вам человека. Но у беркелитов не заняло много времени найти терминалу и другое применение:

 
   ПОИСКАТЬ 1984, ГОВОРИШЬ...
   ХЕ, ХЕ, ХЕ ... ПОСЛОНЯЙСЯ ВОКРУГ ЕЩЕ ДЕСЯТЬ ЛЕТ
   ПОСЛУШАЙ ЭЛВИНА ЛИ
   СДЕЛАЙ ДРУГУЮ ПРИЧЕСКУ
   ВЫБРОСЬ АСПИРИН
   ДЕЙСТВУЙ СОВМЕСТНЫМИ УСИЛИЯМИ
   РАЗВЕДИСЬ
   НЕ СУЙ СВОЙ НОС КУДА НЕ НАДО
   ДОМ (НА РАССТОЯНИИ)
   ПРЕКРАТИ КИДАТЬСЯ К БЫЛЫМ ПОДРУГАМ ПОСМОТРИ НА МЕНЯ ПОЧУВСТВУЙ МЕНЯ
   С.Ш.А. УБИРАЙСЯ ИЗ ВАШИНГТОНА
   ИНДИАНАПОЛИС 500 СВОБОДНА
   ВСТАВАЙ И ИДИ
   СВАЛИСЬ НА ОБОЧИНЕ
   ПЕРЕВЕРНИСЬ ЧЕРЕЗ ГОЛОВУ
   ВСТАНЬ
   ПУСТЬ УЛЫБКА СЛУЖИТ ТЕБЕ ТВОЕЙ КРЫШЕЙ... И ...
   ПЕРЕД ТЕМ КАК ТЫ ДОЖИВЕШЬ ДО НЕГО {}{}{}{}{}{}{}{}{}{}
   1984
   ..НАСТИГНЕТ
   ..ТЕБЯ!
   ..И ЭТО БУДЕТ СПРАВЕДЛИВО КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: 1984 БЕНВЕЙ ТЛАЛКЛАТЛАН


   ..ИНТЕРЗОНА
   2-20-74
    Это был взрыв, революция, бросание всем телом на амбразуру истеблишмента, во главе которого стоял юзеризм сумасшедшего пользователя, который пришел к людям, назвался Доктором Бенвеем, в честь извращенного садиста, персонажа из Обнаженного УжинаБарроуза. Этот Бенвей шел еще дальше, чем могли предположить компьютерные радикалы из Community Memory, и этим они были весьма удовлетворены.
   Не было никого счастливее Ли Фельзенштейна. Он был одним из основателей Community Memory и хотя не имел в ней абсолютного влияния, он был символичен для движения, которое вынесло Хакерскую Этику на улицы. В течение следующих десяти лет, Ли Фельзенштейн будет продвигать такую версию хакерской мечты, которая ужаснула бы Гринблатта и всех, кто работал в лаборатории ИИ, если бы им довелось про это узнать. Она повергла бы в смятение всю их технологическую наивность, политический фундамент и желание распространять благое компьютерное слово по округе, и, среди прочих способов — через рынок. Но Ли Фельзенштейн считал что он ничего не должен этому первому поколению хакеров. Этот несвязный хакер– популист компьютерного железа был новой порослью. Его цель состояла в вытаскивании компьютеров из хорошо укрепленных башен искусственного интеллекта, из глубин подземелий корпоративных вычислительных центров, и предоставлении обычным людям возможности испытать себя Пожизненным Императивом. Он вступил в эту борьбу вместе с другими, кто просто хачил железо, не преследуя при этом никаких политических целей и получающих удовольствие из того, что делалось лично для себя. Эти люди разрабатывали машины и всякие примочки к ним. Благодаря этому практика вычислений становилась настолько легкой для широкого распространения, что могла измениться сама концепция вычислений, и любой человек мог бы прочувствовать магию компьютера. Ли Фельзенштейн подошел достаточно близко к тому чтобы стать бригадным генералом этих неистовых анархических войск, но теперь, будучи членом Community Memory, он был частью коллективных усилий в первых шагах решающей битвы, которую хакеры из МТИ даже не рассматривали как стоящую усилий.


Целью борьбы было распространение Хакерской Этики среди людей посредством знакомства их с компьютерами.
   Таково было видение хакерской мечты Ли Фельзенштейном, и он чувствовал что он выполнит свой долг если сделает это.

 
   * * *

 
   Детство Ли Фельзенштейна вполне было достойно того, что бы он занял свое место среди хакерской элиты девятого этажа ТехСквера. Он был точно также как и они "сдвинут" на электронике. Она притягивала его настолько сильно, что этому нельзя было найти рационального объяснения. Позднее, он, правда, пытался придать своей любви к электронике разумный статус. В воспоминаниях давно минувших дней (на которые все последующие годы не могли не оказать сильного влияния), он характеризовал свой восторг технологиями как сложный сплав из психологических, эмоциональных и жизненных импульсов, а также старого доброго Пожизненного Императива, но в его случае, он все равно бы стал другим типом хакера, в отличие от Котока, Сильвера, Госпера и Гринблатта.
   Он родился в 1945 году. Его детство прошло в одном из филадельфийских кварталов, который назывался Страуберри Меншн. Это была группа домов стоящих в одну линию и заселенных еврейскими иммигрантами. Его дед по матери был инженером, который сделал важное изобретение – инжектор для дизтоплива. Его отец был коммерческим артистом, работавшим на заводе, где собирали локомотивы. Позже, в своей неопубликованной автобиографии он напишет, что его отец, по имени Джейк, "был модернистом, кто верил в совершенство человека и машины, как модели для устройства человеческого общества. Играя со своими детьми, он часто имитировал паровоз, как другие отцы часто имитируют различных животных".
   Семейная жизнь Ли была далеко не безоблачна. В семье рано начались проявляться разногласия; у него были постоянные стычки с его братом, которого звали Джой и который был на три года его старше, а также его двоюродной сестрой, его возраста, которая была удочерена его родителями. Политические приключения его отца в качестве члена Коммунистической Партии, закончились в середине пятидесятых годов, когда распри внутри организации заставили Джейка оставить пост окружного председателя, но политика по-прежнему продолжала играть важную роль в их семье.


Ли, начиная с двенадцати лет, принимал участие в демонстрациях в Вашингтоне и однажды даже пикетировал Вулворт, где проходила одна из первых демонстраций за гражданские права. Когда обстановка в доме накалялась, он отступал в мастерскую в подвале, в которой лежало большое количество запчастей от разобранных телевизоров и радио. Позже он называл мастерскую монастырем, для него она была прибежищем, где он дал обет служения технологии.
   Здесь его не доставало физическое и академическое превосходство брата. У Ли был хороший опыт в электронике, что позволяло на первых порах ему одерживать верх. Но это была сила, с которой он боялся столкнуться. Он строил различные штуковины, но боялся их включить, опасаясь, что в случае его неудачи, это будет не в пользу его соперничества с братом, и тот скажет: "Эти твои штуки никогда не будут работать". Но все равно ему что-то надо было делать.
   Ему нравилась сама идеяэлектроники. Он изрисовал обложку тетради для шестого класса электрическими схемами. Он ходил в находившийся по соседству филиал Бесплатной Библиотеки Филадельфии и внимательно просматривал страницы Radio Amateur's Handbook. Но наибольшее удовольствие он получил из руководства по сборке коротковолнового приемника фирмы Heath Company. Эта компания специализировалась на производстве электронных конструкторов, а в этом руководстве были детально описаны способы выполнения соединений. Он сравнивал реальные части от этого пятилампового конструктора с хорошо нарисованной схемой, на которой одни восьмиугольники были соединены с другими восьмиугольниками, Ли видел соединения — вот эта линия на схеме представляла собой вот этот штырь на гнезде, куда включалась лампа. Связь фантастического электронного мира с миром реальным вызывала внутреннюю дрожь. Он таскал этот мануал постоянно с собой; как пилигрим, который нигде не расстается со своим молитвенником. Скоро он хорошо конструировал схемы, и доказал это всем окружающим, завоевав в тринадцать лет приз за свою модель космического спутника, который он назвал "Фелсник", отдавая должное Матери-России.


    Он понимал, что он пошел по пути, который для него было полностью неизвестен. Каждая из новых конструкций Ли была связана с параноидальным риском: он боялся что не сможет найти какую-нибудь запчасть. "Мне всегда попадались на глаза статьи из Popular Mechanics, в которых говорилось: 'Эй, если у тебя есть такой транзистор, то ты сможешь сделать радио, которое ты всегда хотел иметь и сумеешь с его помощью приобрести новых друзей и поболтать со своими старыми друзьями'… Но я никак не мог найти эту деталь и даже не знал что надо было сделать, для того чтобы выяснить, где ее можно взять. Или у меня не было денег, чтобы ее купить". Воображение рисовало ему его брата, который насмехается над его неудачами и приклеивает ему различные ярлыки.
   Когда Ли поступил в школу Централ Хай, она представляла собой специальную академическую школу в Филадельфии для мальчиков-учащихся старших классов. Его старший брат Джой, учившийся в старшем классе, привел его "стать главным инженером" в перспективный школьный компьютерный клуб, и показал Ли схемы устаревших триггеров и попытался раззадорить его собрать их. Ли слишком боялся сказать "нет", поэтому он попробовал их собрать. Это закончилось у него неудачей, и он еще в течение десяти лет относился к компьютерам крайне подозрительно.
   Но учеба в этой школе растормошила Ли. Он был вовлечен в различные политические группы, работал на школьном циклотроне, а также много читал, в особенности романы Роберта Хайнлайна. Легко сложенный молодой еврей-подросток, он мысленно примерял на себя роли главных героев будущего, а особенно ему нравился непорочный молодой солдат из романа "Восстание в 2010 году" (Revolt in 2100).В романе рассказывалось о диктатуре 21 века, где самоотверженные, идеалистичные подпольщики вынашивали планы борьбы с Пророком, всесильным оруэлловским убийцей, которому слепо поклонялись и которого поддерживали массы. Главный герой столкнулся с доказательствами лицемерия Пророка. Вынужденный выбирать между добром и злом, он сделал решительный шаг и вступил в революционный Кабальный совет, который дал ему запретные книги, чем разбудил его воображение.



 
   В первый раз в своей жизни я читал такое, что не было проконтролировано и одобрено цензорами Пророка. Это рушило весь порядок, существовавший до этого момента в моей голове. Иногда я оглядывался по сторонам, чтобы посмотреть, не наблюдает ли кто за мной, и пугался самого себя. Я начал отчетливо понимать, что секретность является основой любой тирании.

(из романа Восстание в 2100 году)

   Он прочитал этот роман, а затем и еще одну книгу Хайнлайна "Странник в странной стране", в которой главный герой, инопланетянин, становится лидером духовной группы людей, оказавшей в дальнейшем серьезное влияние на все человеческое общество. У Ли Фельзенштейна появилось ощущение что его собственная жизнь тоже чем-то подобна этому научно– фантастическому роману. Книги, как он позднее говорил, дали ему смелость мечтать о многом, стимулировали заниматься рискованными проектами, и в итоге позволили ему подняться над собственными эмоциональными конфликтами. Великая борьба шла теперь не вглубь, а вширь, и теперь, уже для него, это был выбор между добром и злом. Пустив эту романтическую ноту в свое сердце, Ли видел себя в роли обычного человека с определенными задатками, который, находясь в плену обстоятельств, выбирает трудный путь становления на сторону добра, и отправляется в долгую одиссею на борьбу со злом.
   Прошло не так много времени и Ли представилась возможность сопоставить эту метафору с реальной жизнью. После окончания школы он поступил в Университет Калифорнии в Беркли, чтобы в итоге получить диплом инженера-элетротехника. Он не сумел получить стипендию, и его первый год обучения был совсем не похож на первый год обучения хакера МТИ – он более или менее старался не выбиваться из общей струи, а для присуждения стипендии ему не хватило несколько десятых балла. Но он получил, считавшуюся хорошей, работу параллельно с обучением в университете в Центре Исследования Полетов NASA, который располагался на авиабазе Эдвардс, на самом краю пустыни Мохаве. Для Ли это был пропуск в рай.


Язык, на котором здесь разговаривали люди, весь состоял из терминов по электронике, причем ракетной электронике. Те схемы, которые он изучал, таинственным образом превратились из научной фантастики в реальную жизнь. Он наслаждался пребыванием в братстве инженеров, полюбил надевать галстук, выходить из своего офиса и видеть ряды других аккуратных офисов, а также приборы для охлаждения воды. Хайнлайн был на время забыт, Ли стал конформистом: типовым инженером — похожим на деталь, которая выходит из машины и не отличается от сотен других деталей. Но он наслаждался своим счастьем служения Пророку. Спустя примерно двух месяцев "обитания на седьмом небе", как он позднее это называл, он был вызван в кабинет офицера по безопасности .
   Офицеру было явно не по себе. Разговор шел в присутствии понятого. Все о чем шла речь было внесено офицером в протокол, в котором Ли расписался на каждой странице. На его столе также лежала форма безопасности N398, которую Ли заполнил при приеме на работу. Офицер продолжал расспрашивать Ли о том, не знает ли он кого-нибудь, кто является членом Коммунистической Партии? Ли отвечал, что не знает. В конце концов, очень вежливым тоном, офицер поинтересовался: "Разве ты не знаешь, что твои родители являются коммунистами?".
   Ли этого никто никогда не говорил. Он считал, что слово "коммунист" является просто уничижительным словом, которым люди травили либералов-активистов, вроде его родителей. Наверняка это знал его брат, ведь его даже назвали в честь Сталина! Но Ли этого никто не говорил, и он был честен когда заполнял эту злополучную форму N358, проставив "нет" в графе "Знаете ли вы кого-нибудь из коммунистов?".
   "Вот так меня выкинули из рая", —говорил позднее Ли, — "начальник службы безопасности сказал мне: 'Не суй свой нос, куда не надо, пару лет, и если у тебя не будет никаких проблем, то мы возьмем тебя обратно'. До сего момента я всегда чувствовал, что меня выкинут, и я всегда ожидал, что меня выкинут.


И вот, неожиданно для меня самого, это случилось. Меня в буквальном смысле выбросили за порог, в самую глушь. А вокруг, о, Господи, была только пустыня Мохаве!"
   Ночью, 14 октября 1964 года, Ли Фельзенштейн, несостоявшийся инженер, сел на обратный поезд в Беркли. Ли слышал радиорепортажи о студенческих манифестациях, которые начались за две недели до того, но он не придавал им большого значения, полагая, что это новая версия легендарной "чулочной демонстрации", состоявшейся в 1952 году. Но по возвращении, он обнаружил в Беркли целое сообщество, которое сотрудничало с Движением За Право Свободно Говорить (Free Speech Movement). "Секретность — это краеугольный камень любой тирании", — говорил главный герой книги Хайнлайна "Восстание в 2100 году", который призывал не только к свершению революции в Беркли, но и взывал к Хакерской Этике. Ли Фельзенштейн тоже сделал решительный шаг и вступил в "Кабальный Совет". Он собирался объединить революционный пыл со своими способностями к технике и хотел поставить технологию на службу восстанию.
   Так как у него был собственный магнитофон, то он пришел в Пресс Централ, являвшийся пресс-центром движения, и предложил свои навыки в качестве техника по аудиоаппаратуре. Ему приходилось заниматься всем понемногу: набивать трафареты и делать всякую дерьмовую работу. Его поразила и вдохновила децентрализованная структура Движения За Право Свободно Говорить. Второго декабря, когда свыше восьмисот студентов оккупировали Спраул Холл, Ли находился там же вместе со своим магнитофоном. Его, конечно же, арестовали, но администрация движения сумела уладить все проблемы с полицией. Эта битва была выиграна, но война еще только начиналась. В течение следующих лет, Ли балансировал между внешне несовместимыми занятиями – политического активиста и инженера, социального отшельника. В самом движении было небольшое количество людей занимавшихся техникой. Технологии и, в особенности, компьютеры, рассматривались ни больше и не меньше, как силы зла.


Ли работал с невероятным усердием, пытаясь организовать людей в их кооперативном общежитии, в Оксфорд Холле, которое в кампусе было самым политизированным. Он редактировал газету активистов общежития, параллельно занимаясь изучением электроники, собирая различные устройства и погружаясь в мир логических схем и диодов. Ему удавалось одновременно достигать обеих целей, в частности он сумел объединить два устройства в одно: мегафон и дубину, которой можно было отбиваться от "копов". Но в отличие от многих участников движения, которые вели в Беркли необузданную общественную жизнь, Ли сторонился близких контактов с людьми, а в особенности с женщинами. Демонстрирую окружающим свою немытую физиономию и рабочий комбинезон, Ли сознательно следовал облику странноватого инженера-электронщика. Он не принимал регулярно ванну, а свою старомодную прическу на голове мыл, наверное, только раз в месяц. Он не принимал наркотиков, не занимался сексом, оставляя за бортом весь "свободный секс", который шел параллельно со "свободой выражать мысли вслух". "Я всегда боялся женщин и не имел ни малейшего представления о том, как с ними поступать", — объяснял он потом, — "У меня было какое-то предубеждение против развлечений. Мне не дозволено было весело проводить время. Веселье содержалось в моей работе… Я вел себя так, как если бы единственный способ реализации моих возможностей заключался в создании вещей, которые бы работали и нравились другим людям".
   Ли прекратил работать в Беркли в 1967 году и решил определиться для себя, что же ему более важно — электроника или работа в движении. В 1968 году, он вступил в подпольную организацию Berkeley Barbв качестве "военного редактора" их газеты. Вступив в компанию таких писателей, как Сержант Пеппер и Джефферсон Долбаная Польша, Ли написал серию статей, в которых демонстрации рассматривались не с точки зрения повседневных проблем, а с точки зрения структуры, организации и соответствия требованиям элегантной системы.


В одной из своих первых статей, в марте 1968 года, Ли рассуждал о грядущей демонстрации посвященной Неделе Борьбы Против Призыва , делая упор на возможный неудачный результат из-за недостаточного планирования и перебранки между организаторами: "Акция будет полусырой, хаотичной и точно такой же, как и остальные демонстрации. Политики движения, похоже, не понимают, что в реальном мире акция требует не только добродетели идеологического размежевания, но также времени и физических ресурсов… и моя ответственность как техника заключается не только в критике этого, но и в вынесении предложений".
   И он выносил предложения. Он настаивал на том, чтобы демонстрации проводились также четко, как электронное оборудование собирается в соответствии со схемой. Он хвалил демонстрантов, когда они разбивали "правильные окна" (офисы банков, а не мелкий бизнес). Он защищал атаку только для того чтобы выгнать врага. Он называл забрасывание самодельными бомбами призывных участков "освежающим". В его колонке под названием "Домашние советы военного редактора" рекомендовалось: "Помните, что ваши динамитные шашки при жаркой погоде надо поворачивать каждые две недели. Это предотвратит выделение нитроглицерина".
   Главный герой Хайнлайна в "Восстании в 2100 году" говорил: "Революция не делается кучкой подпольщиков, шепчущихся около гаснущей свечи в заброшенных развалинах. Она требует несчетного количества ресурсов, современную технику и современное оружие… Кроме того здесь нужна определенная лояльность… и отличная организация всех, кто этим занимается.". Ли Фельзенштейн в 1968 году писал: "Революция это несколько больше чем случайная уличная драка. Ей нужна организованность, деньги, четкое разделение функций, способность уметь проигрывать и строить все заново на руинах прошлого".
   Определенное действие это все возымело. Во время суда над оклендской семеркой, адвокат защиты Малькольм Барнштейн сказал: "Нам здесь не требуются адвокаты… Нам здесь нужен Ли Фельзенштейн".


   * * *

 
    Летом 1968 года, Ли Фельзенштейн поместил в Barbобъявление. Текст его был кратким и ясным: старомодный человек, инженер и революционер ищет диалога. Спустя некоторое время его прочитала женщина по имени Джуд Милхон. Она подумала, что по сравнению с другими тонкими излияниями на задворках страниц Barb("ТОЛЬКО ДЛЯ ДЕВУШЕК! Я умоляю вас и припадаю к вашим ногам!"), оно выглядело, как если бы его написал приличный и скромный человек. Это было как раз то, что ей нужно в этом сумасшедшем году. Для нее как для ветерана и активиста движения за гражданские права, были удивительны все политические и общественные события 1968 года. Весь мир, похоже, стремился развалиться на части.
   Джуд была не только активистом, она была еще и программистом. Она была хорошей знакомой Ефрема Липкина, который также был участником движения, а он был компьютерным гением, который присылал ей головоломки для развлечения, так что она не засыпала, пока не ей не удавалось их все решить. Она изучала программирование и нашла его крайне занятным, хотя она так и не смогла понять, почему хакеры занимались им столь одержимо и всепоглощающе. Ефрем приехал к ней на побережье с востока страны и находился в ее обществе уже несколько месяцев, но все равно она чувствовала себя достаточно одинокой, чтобы связаться с человеком, который дал объявление на последних страницах Barb.
   Джуд была худощавой и решительной блондинкой с твердым взглядом голубых глаз. Она немедленно окрестила Ли "квинтессенцией технопресмыкающихся" исключительно собственного производства. Непроизвольно, из-за ее позиции, и в особенности из-за ее настойчивой прямолинейности, закаленной в бессчетных испытаниях в различных коллективах, Джуд начала длительный процесс вытягивания личности Ли Фельзенштейна на поверхность. Их дружба была больше чем просто встречи и свидания, и продолжалась спустя много времени, после того как ее друг Ефрем приехал с восточного побережья. Ли подружился с Ефремом, который был не только активистом движения, но также компьютерным хакером.


Ефрем не разделял взглядов Ли на то, что технология может как-то помочь миру; тем не менее десятилетняя боязнь компьютеров Ли начала подходить к концу. И вот, в 1971 году у Ли появился новый товарищ по комнате – компьютер XDS-940.
   Он принадлежал группе, которая называлась "Ресурс Один", являвшейся частью общего "Проекта Один", действовавшего в Бэй Ареа и подпитываемого группами, которые занимались общественной работой и гуманитарными программами. В основе "Единицы" стоял архитектор, который хотел найти полезное применение навыкам безработных профессионалов, желавший помочь обществу и собиравшийся рассеять "ауру элитарности и даже мистицизма, которая окружала мир технологий". Среди проектов поднятых за пятилетний срок деятельности "Единицы", было и горчично-желтого цвета складское здание в промышленной части Сан– Франциско, где и размещался коллектив группы "Ресурс Один", сформировавшийся из людей, "которые верили, что средства, предоставляемые технологией, могут быть инструментом изменения общества, в случае если они находятся под управлением людей". Люди из "Ресурс Один" сумели обольстить Transamerica Corporation, и им была предоставлена неиспользуемая в компании машина XDS-940. Это был компьютер с разделением времени, так что группа "Ресурс Один" начала собирать на ней альтернативные списки рассылки и начала разрабатывать программы компьютерного образования, исследовательские экономические проекты и проводить "демистификацию технологий для широкой публики".
   Компьютер относился к категории Неповоротливых Гигантов, это была уже устаревшая машина стоимостью $800,000. Она заполняла целую комнату, и требовала двадцати трех тонн оборудования для обязательного кондиционирования, а также постоянного присутствия одного человека, который бы поддерживал ее работоспособность. "Ресурсу Один" нужен был хакер, и Ли Фельзенштейн был логичным выбором и подходящей кандидатурой.


    Системное программное обеспечение было установлено хакером из компании Xerox PARC (Palo Alto Research Center) из Беркли. Он написал для XDS-940 оригинальную систему разделения времени. Это был длинноволосый и бородатый Питер Дейч, тот самый Питер Дейч, который в двенадцатилетнем возрасте, то есть двенадцать лет назад, смотрел на консоль TX-0. Ему, выпускнику Беркли, удавалось совмещать калифорнийский стиль жизни по полной программе совместно с интенсивными занятиями хакерством в PARC.
   Так Ли стал ответственным за этот компьютер. В продолжительной мифологизации своей жизни в виде научно-фантастического романа, он рассматривал этот период как повторное погружение в роль оторванной от общества личности, чьим лучшим другом была машина, в роль технологического эстета, приносящего себя в жертву на благо "Кабального совета". Его новый "монастырь" размещался в подвале склада, где находилась "Ресурс Один". За тридцать долларов в месяц он снял комнату. Она находилась ниже сточного коллектора склада, и хотя она не заливалась водой, но была неприбрана и замусорена. Но для Ли и это было замечательным: "Я собирался стать невидимым слугой. Частью этой машины".
   Ли разочаровался в "Ресурс Один", он, гораздо дальше чем остальная группа, ушел в понимании того, что использование технологии в обществе зависит от следования некоторому своду правил, схожему с Хакерской Этикой. Остальная часть группы не извлекла никакой выгоды из практических занятий технологией… Они не чувствовали технологию изнутри, их связь с технологией носила скорее поверхностный характер умствований на эту тему. И в результате, они постоянно спорили о том, как следует использовать машину, вместо того чтобы отставить в сторону рассуждения и начать ее действительно использовать. Это сводило Ли с ума.
   Ли позднее объяснял: "Мы были педантами и несносными эстетами. Любой, кто собирался использовать машину, должен был обсудить это с нами до общего собрания.


Он должен был доказать свое право на ее использование". Ли пытался изменить общую точку зрения группы и приблизить ее к более хакерской, жизненной и открытой, но у него не было достаточной решимости сделать это, так как его самооценка была крайне занижена. Он крайне редко находил в себе мужество выйти из здания и встретиться лицом к лицу с окружающим миром. Если это все– таки делалось, то после визитов во внешний мир, он угрюмо замечал, что задворки самого злачного квартала выглядят чище и более благопристойно, чем он. Остальные его товарищи по группе пытались вывести его из этого состояния замкнутости. Однажды во время собрания, они одолжили у еще одной команды, сидевшей этажом выше телевизионную камеру и каждый раз, когда на собрании все начинали смеяться над какой-нибудь репликой, они делали камерой "наезд" на сидевшего с бесстрастным лицом Ли. После чего ему показали кассету, на которой было видно, насколько безучастно он ко всему относится. "Я чувствовал, что не могу позволить себе иметь сердце и испытывать страсти", — говорил он позднее, — "Я видел, что это так и случилось, и что я, в конце концов, от них освободился".
   После этого случая, он попытался внутри группы быть более активным. Однажды он сцепился с одним из "шлангов", который тратил большую часть дня на питье кофе. "Чем ты занимаешься?", —потребовал у него объяснений Фильзенштейн. Парень начал что-то говорить ему про неясные идеи, которые у него были в голове, на что Ли сказал: "Я не спрашиваю, что ты будешьделать, я спрашиваю, что ты ужесделал?". Но вскоре он понял, что тыканье людей носом в их собственное дерьмо является напрасным занятием: как криво спроектированная машина, структура построения группы имела ряд недостатков. Это была бюрократическая система, и хакер сидевший внутри Ли не мог этого вынести. К счастью, примерно в это же время, весной 1973 года, в "Ресурс Один" пришел Ефрем Липкин. Он выручил Ли Фельзенштейна и организовал "Память Сообщества".


   Ефрем Липкин относился к тому сорту людей, который мог бы окинуть вас взглядом своих полуприкрытых глаз, посаженных на длинном семитском лице, и не говоря ни слова вы понимали, что весь мир вокруг является одним большим недостатком и вы тоже не исключение. Это был облик пуриста, который сам никак не мог приблизиться к своим требовательным стандартам. Ефрем только что вернулся из Бостона, где он занимался работой в составе консалтинговой компьютерной компании. Компания начала работать по военным контрактам, после чего Ефрем решил прекратить работать на нее. Программист-идеалист не известил своего нанимателя о своем одностороннем уходе, надеясь в тайне на то, что проект, без его участия, со временем загнется. По истечении девяти месяцев, во время которых компания считала, что он работает над проектом, но не появляется в офисе, стало ясно, что никакого софта он не написал. Президент компании лично пришел к нему в населенную тараканами комнату кембриджского общежития и спросил: "Почему ты так поступил?". Он сказал Ефрему, что он основал свою компанию, после того как умер Мартин Лютер Кинг, и его цель заключается в том, чтобы делать добро. Он настаивал на том, что проекты, которыми он занимается, позволяют стране противостоять японской технологической угрозе. Ефрем, в свою очередь, обращал внимание на то, что компания, для которой он выполнял контракт, занимается работой над оружием для уничтожения противника в военном конфликте. Как он может работать на эту компанию? И что он может ожидать, выполняя некоторуюработу на компьютере, принимая во внимание то, что слишком часто она имеет пагубные применения?
   Последний вопрос мучил Липкина в течение многих лет.
   Ефрем Липкин был хакером еще со старших классов. Его привязанность к компьютеру возникла мгновенно, и он нашел, что программирование является "полностью обособленной задачей, такой, что я даже забывал иногда, как говорить по-английски. Мой собственный разум работал как компьютер". Но, в отличие от некоторых из его товарищей по специальной общегородской программе Нью-Йорка для учащихся старших классов, которые интересовались компьютерами, Ефрем часто рассматривал свой сверхъестественный талант в области компьютеров как проклятие.


Как и Ли, он вырос в крайне левой политизированной семье, и помимо блистания своим математическим талантом перед учителями, его также выпроваживали из класса за неуважение к флагу, а однажды даже выпнули с урока истории за то, что он назвал учителя лжецом. Ефрем был в оппозиции к ним, и это положение приносило ему постоянные проблемы.
   "Я любил компьютеры и ненавидел все то, что они могут делать", — говорил он позднее. Когда он пошел в старшие классы школы, то рассматривал коммерческие приложения типа рассылки счетов по почте просто как неинтересные. Но после начала войны во Вьетнаме, он начал видеть в своих любимых игрушках инструмент уничтожения. Он некоторое время жил в Кембридже и однажды поднялся на девятый этаж ТехСквера. Он посмотрел на PDP-6, посмотрел на образовавшийся здесь идеальный плацдарм Хакерской Этики, понаблюдал за квинтэссенцией виртуозности и одержимости, но его по настоящему заботили только источники финансирования и конечное применение приложений этой неудержимой гениальности. "Я настолько рассердился, что перешел на повышенный тон", — говорил он потом, — "Они продались. Они продались использованию технологии в военных целях. Недобрых целях. Они находились на полном содержании Министерства Обороны и были ему стопроцентно подконтрольны".
   Ефрем направился в Калифорнию, потом вернулся на восток, затем опять в Калифорнию. Для него потребовалось некоторое время, чтобы понять, как компьютеры могут использоваться на благо общества, и каждый раз когда в его мозгу проносилась очередная идея, он видел в ней предательство. Один из интересных проектов, которым он занимался, была World Game. Группа калифорнийских программистов, философов и инженеров создала на компьютере симуляцию мира. Она основывалась на идее Бакминстера Фуллера , где вы могли пытаться вносить любые изменения, а затем проверить их эффект на влияние в мире. В течение многих дней, люди ходили вокруг, делая разные предложения и реализуя их в игре на компьютере.


Результаты их попыток сымитировать мир на компьютере были весьма скромными, но большое количество людей встретилось с другими людьми со схожими взглядами.
   Спустя немного времени, Ефрем наткнулся на "Ресурс Один", в котором Ли увяз по уши. Он сначала подумал, что группа ни на что не годится. Здесь был установлен компьютер с некоторым программным обеспечением для ведения общественных баз данных, а также коммутатор, но группа не занималась всем этим в полной мере. Почему бы не вытащить всю эту большую машину на улицы? Эта идея начала захватывать Ефрема, и возможно впервые в своей жизни, он увидел, как компьютеры могут быть действительно использованы на благо обществу. Он предложил Ли подумать над этим, а также рассказал это еще нескольким людям, с которыми он познакомился во время симуляции мира на World Game.
   Идея состояла в том, чтобы на базе "Ресурс Один" создать группу под названием "Память Сообщества (Community Memory)", вынести компьютеры на улицы и дать свободу людям в поиске других людей. Фельзенштейн сумел пробить в "Ресурс Один" оплату за офис в Беркли, который был в два раза больше чем его комнатка. Так что фракция "Памяти Сообщества", которая собиралась заняться работой над системой, переехала через бухту в Беркли. Ли освободился от возложенного на самого себя учредительства, и теперь он был частью группы — людей, которые были охвачены хакерским духом и готовых создать нечто на компьютерах. Их подстегивала идея о том, что доступ к терминалам, предоставленный обычным людям даст им возможность связываться друг с другом с невиданной ранее эффективностью, что в итоге позволит изменить мир.

 
   * * *

 
   "Память Сообщества" была не единственной попыткой сделать компьютеры ближе к людям. По всей Бэй Ареа, инженеры и программисты, обожавшие компьютеры и политизированные во время антивоенного движения подумывали о слиянии этих двух направлений своей деятельности. В одном месте особенно сильно хотели совместить легкую непочтительность контркультуры с почти евангелическим желанием знакомить людей, в особенности детей, с компьютерами.


Это была People's Computer Company. В полном соответствии с эксцентричной натурой своего основателя, People's Computer Company не была компанией в полном смысле этого слова. Организация, если ее так можно было называть, периодически публиковала одноименный журнал, но единственный действительно производимый компанией продукт представлял собой сильное чувство программирования ради собственного удовольствия. Ли Фельзейнштейн часто посещал ночные ужины вскладчину по средам, организуемые PCC, на которых собирались контркультурные компьютерные туристы из Бэй Ареа, а также был шанс увидеть многочисленные попытки Боба Альбрехта научить всех танцевать греческие народные танцы.
   Боб Альбрехт был главным мечтателем в People's Computer Company. Он был человеком, про которого Ли позже говорил, что для него "привести ребенка за компьютер было сродни приставанию к ребенку". "Сродни приставанию к ребенку" означало, что он вел себя как одержимый педофил.
   Весной 1962 года, Боб Альбрехт зашел в класс и увидел то, что навсегда изменило его жизнь. Альбрехт тогда работал в Control Data Company в качестве старшего аналитика приложений, и его однажды попросили выступить перед клубом для старшеклассников в школе имени Джорджа Вашингтона в Денвере. Аудитория представляла собой собрание хорошо воспитанных и преуспевающих подростков-евреев. Альбрехт, большой человек в галстуке с зажимом, мясистым носом и глазами цвета морской волны, которые могли сиять в творческом порыве или же провиснуть, как у бассета, отгороженные от мира квадратами очковых линз, сделал свой небольшой рассказ о компьютерах и между делом поинтересовался, не хочет ли кто-нибудь из двадцати двух учащихся научиться программировать. Двадцать две руки взметнулись в воздух.
   Альбрехт никогда не сталкивался с таким энтузиазмом аудитории, даже когда он преподавал Remedial FORTRAN – "однодневный курс для прошедших обучение в школе IBM и так ничему и не научившихся", как он его потом называл. Альбрехт никак не мог понять, почему IBM читала этим людям лекции, но ничего не позволяла им делатьна компьютере.


Он понимал уже тогда, что эта игра называется "Практика", также как это было всегда с того момента, как он начал работать с компьютерами в 1955 году в подразделении фирмы Honeywell, которое занималось аэронавтикой. Хотя у него получалось хорошо делать свою работу, его постоянно выматывало общение с бюрократией. Боб Альбрехт предпочитал более гибкое окружение. Он по– прежнему, по своему стилю жизни и взглядам, оставался интуитивно прозорливым студентом. Но в отличие от остальных он носил короткую прическу, рубашку с пуговицами, а также имел традиционный семейный уклад: жена, трое детей и собака, что для его окружения было необычно. Помимо всего этого, Бобу очень нравилось танцевать греческие танцы, он всегда готовый опрокинуть рюмочку озо  и поиграть на базуки . Греческие танцы, ликер и компьютеры были составными частями Боба Альбрехта. И он сильно удивился тому, как страстно старшеклассники желали попробовать последнего из перечисленных удовольствий и самого притягательного из всех трех.
   Он начал читать вечерние лекции для старшеклассников в офисе Control Data и обнаружил, что удовольствие, которое получали подростки в программировании компьютера Control Data 160A было сильным, притягательным и глубоким. Он показал ребятам новый путь в этой жизни, и он принес им в дар силу.
   Альбрехт сам не отдавал себе отчет в том, что он распространяет идеи Хакерской Этики, но студенты начали обмениваться программами и делиться между собой приемами программирования. Он начал видеть перед собой мир, в котором компьютеры вели к новому, свободному образу жизни. Это может случиться там, где они доступны… Постепенно, он начал приходить к мысли, что смыслом его жизни является распространение этих знаний по земле.
   Альбрехт нанял на работу четырех своих лучших студентов с оплатой примерно доллар в час. Они счастливые сидели за столами, и набивали свои программы для решения квадратичных функций. Машина заглатывала перфокарты и переваривала их, в то время как они блаженно наблюдали за процессом.


Затем Альбрехт попросил этих лучших студентов, чтобы они научили своих товарищей. "Его идея заключалась в том, чтобы множить наше число настолько, насколько это возможно", — говорил один из его группы, рыжеволосый паренек по имени Боб Кан.
   Альбрехт использовал эту четверку в качестве "зазывал" на "медицинском шоу" в их школе . За его проведение полностью отвечали студенты. В программу было вовлечено около двадцати математических классов, для которых Альбрехт сумел договориться со своими работодателями о выделении времени на частичное использование 160A и телетайпа Flexowriter в течение недели. Показав классам несколько математических фокусов, Боба Кана спросили: может ли компьютер делать еще другие задачи помимо математических упражнений? После чего он распечатал домашнее задание на этот день, при котором Flexowriter использовался как множительная машина, и каждый студент получил копию. На шестьдесят человек презентация произвела впечатление, и они записались в компьютерные классы. Когда Альбрехт прогулялся со своим шоу по другим школам, то находил там столь же энергичную реакцию. Вскоре Альбрехт с большим триумфом показал свое шоу на Национальной Компьютерной Конференции, на которой его гениальные ребята удивили видавших виды Высших Компьютерных Жрецов из индустрии. Мы до такого не додумались, сказали они Альбрехту. В порыве веселья, Боб начал раскачиваться из стороны в сторону. Он сделалэто.
   Он убедил Control Data позволить ему ездить со своим шоу по всей стране, и со временем он переехал в главный офис компании в Миннесоте. Здесь кто-то показал ему BASIC, компьютерный язык разработанный Джоном Кемени из Дартмута и который предназначался, как писал Кемени, "для реализации возможностей миллионов людей, которые хотели бы писать свои собственные компьютерные программы… На основе многолетнего опыта работы с FORTRAN, мы разработали новый язык, который легок в изучении для начинающего и облегчает взаимодействие между человеком и машиной".


Альбрехт немедленно решил что BASIC – то, что нужно, а FORTRAN – мертв. BASIC был интерактивным языком, так что люди, изголодавшиеся по общению с компьютером, получали от машины немедленный ответ. (FORTRAN был рассчитан на режим пакетной обработки). Он использовал слова из естественного языка, такие как INPUT, THEN, GOTO, так что его достаточно легко можно было выучить. Он имел встроенный генератор случайных чисел, и дети с его помощью быстро научились писать игры. Альбрехт знал, что даже когда они пишут игры, они все равно втягиваются в программирование и хакерство. Альбрехт стал пророком BASIC и в итоге основал группу, которая называлась SHAFT — Society to Help Abolish FORTRAN Teaching (Общество за отмену преподавания ФОРТРАНА).
   По мере того как он все более и более занимался миссионерскими аспектами своей работы, его кипение под внешне солидным видом, наконец, вырвалось наружу. По мере того как шестидесятые достигли своего апогея, Альбрехт развелся и перебрался в Калифорнию. Теперь он отрастил длинные волосы, имел стремительный взгляд, а в голове его теснилась масса радикальных идей по поводу того, как детей можно было бы занять компьютерами. Он жил на самом верху Ломбарди Стрит (самая извилистая улица, спускающаяся сверху высокого холма) и для своей евангелической практики выпрашивал или одалживал время на компьютерах в различных организациях. Каждый вторник, вечером его двери были открыты для вечеринок, на которых дегустирование вина перемежалось с греческими танцами и компьютерным программированием. Он начал работать совместно с влиятельным Свободным Университетом Среднего полуострова (Midpeninsula Free University), являвшегося воплощением идеи производства вещей своими руками, что притягивало туда таких людей как Баба Рэм Дэсс, Тимоти Лири, а также одного из бывших мудрейших из лаборатории ИИ из МТИ – дяди Джона Маккарти. Альбрехт примкнул к практически самостоятельному "подразделению компьютерного образования", некоммерческой организации, которая называлась Портола Институт, которая в последствии будет издателем Whole Earth Catalog.Он познакомился с учителем из Вудсайдской Школы для Учащихся Старших Классов, находившейся на полуострове.


Учителя звали Лерой Финкель, и тот поддержал его энтузиазм в плане обучения детей компьютерам. Совместно с Финкелем он основал компанию Dymax, которая собиралась заниматься изданием книг по компьютерной тематике. Компания называлась по зарегистрированному Бакминстером Фуллером слову "dymaxion", являвшегося сочетанием слов "динамизм" и "максимум". Эта компания, с помощью которой он собирался заработать денег, на первых порах финансировалась за счет доходов с акций, принадлежащих Альбрехту (он, в свое время, стал счастливым сообладателем первого выпуска акций корпорации DEC) и вскоре у его компании появился контракт на написание ряда книг по языку BASIC.
   Альбрехт и Dymax заполучили в свои руки миникомпьютер DEC PDP-8. Для того чтобы правильно установить эту очаровательную машину, они всей компанией переехали в новый офис, который находился в Мемо Парке. В соответствии с соглашением с DEC, Боб получил компьютер и пару терминалов в обмен на обязательство написать для DEC книгу под названием "Мой компьютер нравиться мне"(My Computer Likes Me), причем, строго соблюдая все права копирования (за квартал ее продали свыше миллиона копий). Оборудование было упаковано в автобус "Фольксваген", и Боб вспомнил дни своей презентации, начав устраивать "роадшоу" по окрестным школам вместе с PDP-8. Потом подошло еще оборудование, и в 1971 году Dymax стал популярным местом сбора подрастающих компьютерщиков, перспективных хакеров, которые со временем станут гуру в компьютерном образовании, а также техносоциальными оппозиционерами. Боб тем временем, переехал жить на небольшое сорокафутовое двухмачтовое судно, пришвартованное в Бич Харбор и расположенное в тридцати милях к югу от Сити. Потом он говорил: "Я в своей жизни никогда не ходил по морю. И я решил для себя, что неплохо было бы пожить некоторое время на судне".
   Альбрехта, за проталкивание компьютеров часто критиковала унылая и видевшая в технологии только зло, определенная часть Пало Альто.


Так что его метод, которым он знакомил людей с компьютерным миром, стал весьма неустойчив. Это был подход похожий на методы хитрых и коварных торговцев наркотиками: "Ну-ка попробуй вот эту игру… классно, не правда, ли?... Ты знаешь, но ты можешь программировать нечто подобное…". Он позднее объяснял: "Мы были скрытными. Мы ориентировались на долгосрочную картину, благословляя любого кто хотел бы использовать компьютеры, писать книги, по которым люди могут научиться программировать, создавать места, где люди могут играть с компьютерами и веселиться".
   Dymax также была прибежищем большого количества последователей контркультуры. Это место было переполнено длинноволосыми, компьютерными хиппанами-популистами, многие из которых еще только учились в старших классах. Боб Альбрехт играл роль бородатого гуру, извергавшего идеи и концепции быстрее, чем окружающие их могли усвоить. Некоторые из его идей были гениальны, остальные были мусором, но все из них были заряжены харизмой его личности, которая зачаровывала, но также могла быть и властолюбивой. Альбрехт часто набирал команду для вылазок в местный бар, где было пианино. Там он забирался на эстраду с микрофоном в руках и возглавлял эти скоропостижные песенные фестивали. Он обставил часть офисов Dymax в виде греческой таверны, с мерцающими гирляндами, и где он вел танцклассы по пятницам. Несмотря на все это, его самые демонические идеи были связаны с популяризацией компьютеров.
   Альбрехт считал, что хроники его движения должны быть отражены в специальном печатном издании, и должны быть маяком для будущих общественных организаций. Группа начала издавать таблоид под названием People's Computer Company(Компьютерная Компания Людей) в честь рок-группы Дженис Джоплин, которая называлась "Big Brother and the Holding Company". На обложке своей первого выпуска, датированного Октябрем 1972 года, была изображена волнистая поверхность моря с лодкой идущей под прямым парусом на закат, что должно было символизировать золотой век, в который вошли люди.


Под рисунком шла подпись, сделанная от руки:
   КОМПЬЮТЕРЫ, КАК ПРАВИЛО, ИСПОЛЬЗУЮТСЯ ПРОТИВ ЛЮДЕЙ, ВМЕСТО ТОГО ЧТОБЫ ИСПОЛЬЗОВАТЬСЯ НА БЛАГО ЛЮДЕЙ.
   ОНИ ИСПОЛЬЗУЮТСЯ ДЛЯ УПРАВЛЕНИЯ ЛЮДЬМИ, ВМЕСТО ТОГО ЧТОБЫ ОСВОБОЖДАТЬ ИХ.
   ПРИШЛО ВРЕМЯ ПЕРЕМЕН. ВСЕ ЧТО НАМ НУЖНО ЭТО…
   PEOPLE'S COMPUTER COMPANY
   Газета была оформлена, так же как и будущий Whole Earth Catalog, только в ней было больше импровизации, и она была более расплывчатая по оформлению и содержанию. На одной странице использовалось одновременно четыре или пять типов фонтов, а часто сообщения были просто нацарапаны на печатных досках, когда было мало времени чтобы отдавать их наборщику. Это было полное выражение стиля Альбрехта, который в спешке пытался схватиться за все. У читателей создавалось впечатление, что издатели газеты старались не тратить попусту времени в своей великой миссии несения компьютерных технологий в массы, и, тем более, у них не было времени на такие несущественные вещи как выравнивание границ или аккуратная компоновка текста или долгосрочное планирование. В каждом выпуске печатались новости от людей, которые поклонялись компьютерными религиями, многие из которых занимались подобные делами в разных частях страны. Эта информация потом обсуждалась в эксцентричных письмах и прочих высококомпьютерных посланиях с передних линий огня компьютерной революции, которую делали эти люди. Было также небольшое количество сообщений из академических башен цвета слоновой кости, или же небесно-голубых исследовательских институтов. Хакеры, подобные хакерам в МТИ, не обращали внимания на PCC, который, помимо всего прочего, содержал листинги программ (О, Господи!) на языке BASIC, а не на их любимом языке ассемблера. Но новое поколение хакеров, типа Ли Фельзенштейна, которые пытались осознать пути получения большего доступа к компьютерам для самих себя и возможно для остальных, начинало читать этот таблоид и писать в него, предлагать листинги программ, выносить предложения по покупке компьютерных частей, или просто писать ободряющие письма.


Фельзенштейн даже вел в PCCколонку, касающуюся компьютерного железа.
    Успех газеты заставил Dymax начать работу некоммерческой компании под одноименным названием (тоже PCC), которая должна была заниматься не только публикациями, но также и работой зарождающегося компьютерного центра, в котором бы велось преподавание компьютерной грамоты, и предлагался доступ к технике за пятьдесят центов в час любому желающему с улицы.
   PCC и Dymax были расположены в небольшом торговом центре на Меналто Авеню, в здании, в котором ранее размещалась аптека. В пространстве внутри были установлены ряды ящичков. "Когда кто-нибудь нам хочет что-нибудь сказать, мы выходим, берем пакет из шести и разговариваем с нашими ящиками", —говорил Альбрехт. В месте, отведенном для компьютера стояла PDP-8, которая выглядела как гигантский стереоприемник, со сверкающими огоньками вместо FM шкалы, и рядами переключателей впереди. Большая часть мебели, за исключением нескольких стульев стоявших перед серыми терминалами-телетайпами, состояла из больших подушек, которые люди использовали то в качестве сидений, то в качестве кроватей или орудий для боя подушками. На полу лежало выцветшее ковровое покрытие, а на стене была прибита полка, заставленная лучшим и, наверняка, самым полным собранием фантастики во всей округе.
   Воздух обычно был заполнен стрекотом терминалов, один из которых был присоединен к PDP-8, а другой к телефонной линии, через которую он мог связываться с компьютером в компании Hewlett-Packard, предоставлявшей для PCC бесплатное время. Весьма вероятно, что кто– нибудь играл в одну из игр, которую написала разросшаяся группа хакеров PCC. Иногда мамашки, сидевшие дома с детьми, приходили с ними сюда и неожиданно увлекались программированием, да так, что мужья начинали беспокоиться, что лояльные до сего момента матери забрасывали и детей и кухню в пользу радостей BASIC. Некоторые бизнесмены пытались запрограммировать компьютер для предсказания котировок на бирже, и тратили на эту химеру несчетное количество времени.


Но когда у вашего вычислительного центра открыты двери, то случиться может всякое. Saturday Reviewцитировал Альбрехта: "Мы хотели бы чтобы по соседству с людьми работали дружественные для них компьютерные центры, куда могут спокойно зайти любой человек, точно так же как они заходят в боулинг или на игровые аркадные автоматы, и придумать как повеселиться с компьютером".
   Похоже, что это работало. В качестве иллюстрации того, как можно увлечься машиной, один из репортеров рассказывал историю того, как он однажды пришел в PCC в конце рабочего дня, и сотрудники усадили его за терминал, на котором была запущена игра "Star Trek". "Следующее что я помню",– писал репортер в письме в газету PCC, — "это когда, кто-то тронул меня за плечо в 12:30 следующего дня и сказал мне, что надо идти домой". После того как репортер пробыл там еще пару дней, он сказал: "Мне все еще нечего доложить моему редактору, за исключением того, что я потратил, в общей сложности, двадцать восемь часов играя только лишь в игры на этих увлекательных машинах".
   Каждую среду, вечером, PCC устраивало свои ужины вскладчину. По мере того как на этих беспорядочных вечеринках, проводимых работниками PCC, появлялся Боб и высказывал массу идей, выскакивавших из его головы, как торпеды из крейсера в "Космических войнах", они крайне редко превращались в долгие заседания, за столами покрытыми скатертями, с повесткой из утвержденных вопросов. В, конечном счете, комната представляла собой виртуальный справочник "кто есть кто" в альтернативных вычислениях Северной Калифорнии.
   Из известных посетителей этих собраний, никого не встречали более доброжелательно, чем Теда Нельсона. Нельсон был автором и издателем книги Computer Lib, эпоса компьютерной революции и библии хакерской мечты. Он был достаточно упорен в ее публикации, хотя кроме него и ему подобных, никто не считал это хорошей идеей.
   Тед Нельсон знал, что он ушел гораздо дальше своего времени.


Он был сыном актрисы Целесты Холм и директора Ральфа Нельсона (картина "Лилии на поле"). Продукт частных школ, студент колледжа либеральных искусств, по общему признанию Нельсон был вспыльчивым перфекционистом, чей основной талант заключался в "новаторстве". Он написал рок-мюзикл в 1957 году. Он работал у Джона Лили над его проектом с дельфинами, а также принимал участие в работе над фильмом. Но его голова, по его собственным словам, беспомощно "плавала в идеях", до тех пор, пока он не столкнулся с компьютерами и не начал изучать программирование.
   Это было в 1960 году. В следующие четырнадцать лет он скакал с одной работы на другую. Он выходил из офиса компании, занимавшейся высокими технологиями, и видел "невероятную пустоту в коридорах". Он видел, как пакетная ментальность IBM ослепляет людей волшебными возможностями компьютеров. Его наблюдения на эту тему обычно проходили незамеченными. И почему их никто не слушал?
   В конце концов, когда у него кончилась злость и отчаяние, он решил написать "книгу компьютерной контркультуры", но ни один издатель не заинтересовался ей. Конечно, это не было связано с его требованиями соблюсти формат, сходный с Whole Earth Catalogили с PCC, который был еще более хаотичен, с очень большими страницами, с информацией набранной таким мелким шрифтом, что его с трудом можно было читать, с написанными от руки замечаниями и маниакальными любительскими чертежами. Книга состояла из двух частей: первая называлась "Computer Lib", компьютерный мир в соответствии с Тедом Нельсоном; вторая часть называлась "Dream Machines", будущее компьютеров по Теду Нельсону. Раскошелиться на две сотни долларов? "это слишком много для меня", сказал он, после того как отпечатал несколько сотен копий того, что было виртуальным руководством по Хакерской Этике. Открытые страницы взывали о неотложных действиях, и по мере того, как он сокрушался о плохом образе компьютеров, который сложился в обществе (он обвинял во лжи власть имущих, то что они говорят в отношении компьютеров, ложь которую он называл "Киберложь").


В книге печаталось заглавными буквами "ОБЩЕСТВЕННОСТЬ НЕ ДОЛЖНА ЕСТЬ ТО, ЧТО ЕЙ ПОДКЛАДЫВАЮТ". Он дерзко объявил себя компьютерным человеком и сказал:
   У меня есть топор, которым можно бряцать. Я хочу видеть, что компьютеры полезны каждому из людей в отдельности и чем скорее это произойдет, тем лучше, без необходимого усложнения или требуемого здесь низкопоклонства людей. Любой, кто согласен с этими принципами, находится на моей стороне. Любой, кто не согласен – наоборот.
   ЭТА КНИГА НАПИСАНА ДЛЯ ЛИЧНОЙ СВОБОДЫ. ПРОТИВ ОГРАНИЧЕНИЙ И ПРИНУЖДЕНИЯ… Вот мантра, с которой вы можете выйти на улицу и повторять:
   ДАЙТЕ СИЛУ КОМПЬЮТЕРОВ ЛЮДЯМ! ОСТАНОВИТЕ ПОТОК КИБЕРЛЖИ!
   "Компьютеры это то место, где она есть", говорилось в книге Нельсона, и хотя книга продавалась медленно, тем не менее, она продавалась, и даже прошла несколько переизданий. Более важно то, что у нее появился своеобразный культ. В PCC, "Computer Lib" была еще одной причиной веры в то, что вскоре волшебство компьютеров ни для кого не будет секретом. Поэтому на всех вечеринках PCC его принимали как короля.
   Но люди приходили на эти вечеринки не для того чтобы посмотреть на гениев компьютерной революции, они находились здесь, потому что им были интересны компьютеры. Некоторые из них были уже взрослыми людьми, основательными и упертыми хакерами компьютерного железа, некоторые из них были школьниками из начальных классов, которые были очарованы компьютерами, некоторые из них были длинноволосыми тинейджерами, которым нравилось хачить PDP-8, стоявшую в PCC, кроме них были также педагоги и просто хакеры. Как обычно, руководители типа Боба Альбрехта говорили о проблемах вычислений, в то время как хакеры занимались в основном обменом техническими данными, или же жаловались друг другу на пристрастие Боба к языку BASIC, который хакеры считали "фашистским" языком из-за его ограниченной структуры, которая не позволяла осуществлять максимально эффективный доступ к компьютеру, что ограничивало возможности программистов.


Хакеры не тратили много времени попусту и постепенно ускользали к стрекочущим телетайпам, оставляя активистов вести свои горячие споры о том или ином направлении развития. И как всегда, там принимал участие Боб Альбрехт. Светящийся от быстрого прогресса великой компьютерной мечты, он мог находиться в какой-нибудь из дальних комнат, откидывая быстрые коленца греческих народных танцев. Для него было без разницы, играла ли там музыка или нет.

 
   * * *

 
   Заряженные мессианской атмосферой, люди из проекта Память Сообщества безоговорочно отдавали себя реализации своих проектов. Ефрем Липкин подправил большую программу, которая должна была быть основным интерфейсом с пользователями, а Ли сел чинить телетайп модели 33, который им передала компания Tymshare. Телетайп наработал тысячи часов и достался Community Memory в состоянии, в котором его было проще выбросить на свалку. Из-за его крайней непрочности, кому-нибудь приходилось его постоянно чинить. Он часто заминал бумагу, или забивался его демпфер или он не отрабатывал "возврат каретки" перед началом печати следующей строки. Позднее Community Memory, достался терминал Hazeltine 1500, построенный на основе CRT, который был немногим более надежен, но по-прежнему рядом с ним находился кто-нибудь из коллектива, чтобы оказать помощь в случае необходимости. У Ли появилась идея создать другой терминал, чтобы проект пошел на нем без заминок, и он начал вынашивать идеи для своего железного проекта.
   Но это было потом. Сначала им надо было вытащить Community Memory на улицы. После нескольких недель работ, Ефрем, Ли и остальные, установили в Leopold's Records телетайп модели 33 и фанерный ящик, который его защищал от пролития кофе и пепла от косячков с марихуаной. Они развешали постеры, в которых объяснялось, как использовать эту систему. Это были плакаты, разрисованные яркими красками, с изображениями психоделических кроликов и волнистых линий. Участники Community Memory представляли себе, как люди будут искать информацию и размещать объявления по поводу таких привычных вещей как поиск работы, аренда жилья, поездок, обмена всякими вещами.


Система была достаточно проста, так что ее мог использовать любой желающий. Она использовала всего лишь две команды ADD (ДОБАВИТЬ) и FIND (НАЙТИ). Система была одним из вариантов хакерской мечты, и они нашли подходящее ей эмоциональное выражение в стихотворении, которое вдохновило их на то чтобы даровать специальное имя родительской компании Community Memory: "Loving Grace Cybernetics". Стихотворение было написано Ричардом Братиганом:

 
   ВСЕ ЧТО МЫ СОХРАНИМ В МАШИНАХ НЕЖНОЙ ЛЮБВИ

 
Я люблю представлять
(чем быстрее увижу, тем лучше!)
кибернетический луг,
где животные и компьютеры
живут друг с другом во взаимно
запрограммированной гармонии,
как чистая вода,
что касается ясного неба.

 

 
Я люблю представлять
(немедленно, прямо сейчас!)
кибернетический лес
полный сосен и электроники
где мирно гуляет олень,
мимо компьютеров, как если бы
это были просто цветы,
раскрывшие лепестки.

 

 
Мне нравится представлять
(я знаю, этому быть!)
кибернетическую экологию.
Мы будем свободны от наших трудов,
вернемся к природе назад,
к нашим меньшим братьям
и сестрам, и всему что мы сохраним
в машинах нежной любви.

 
   В Leopold's стоял не просто терминал, это был инструмент Нежной Любви! Он был как пастух неорганизованного стада на лугу, удобренном благожелательной Хакерской Этикой, защищающей от удушающего влияния бюрократии. Но у некоторых участников Community Memory оставались сомнения. Еще большие чем назойливые сомнения Ли по поводу надежности терминала. Он с ужасом думал о том, что люди могут с враждебностью отреагировать на то, что компьютер вторгся в священное пространство магазина по продаже пластинок. Наихудшее, что приходило ему в голову на эту тему, это видения того, как самоорганизованная охрана из Community Memory, которая отвечала за работу терминала, закрывает своими телами механизм от рассерженной толпы луддитов-хиппарей.
   Страхи, как оказалось, не имели под собой никаких оснований. Начиная с самых первых дней, люди отреагировали на терминал очень дружелюбно.


Им было любопытно, они пытались им пользоваться, и ломали голову над тем, что разместить в системе. Спустя неделю после начала эксперимента, Ли написал в Berkeley Barb, что в первые пять дней, пока терминал стоял в Leopold's, он использовался в течение 1434 минут, в него было введено 151 новое объявление и распечатано 188 сессий, 32 процента из которых представляло результаты успешных поисков. Люди доброжелательно относились к машине: Ли сообщил о "100-процентных улыбках".
   Слухи о терминале распространились по округе и вскоре люди начали сюда часто захаживать в поиске важных для себя сведений. Если вы набирали, к примепу, FIND HEALTH CLINICS (НАЙТИ БОЛЬНИЦЫ), то вы получали информацию по любой из восьми клиник, начиная от Клиники Медицинских Исселедований Хейт-Эшбури до Бесплатной Клиники Джорджа Джексона. Запрос BAGELS (БУБЛИКИ), который кто-то ввел, пытаясь найти в Бэй Ареа хорошие нью-йоркские бублики, выдал четыре варианта ответа. Три из них сообщали о местах розничных продаж, а другая была от человека по имени Майкл, который оставил свой телефонный номер и предложил показать спрашивающему, как испечь свои собственныебублики. Люди искали себе партнеров для игры в шахматы, для совместного обучения, а также партнеров по сексу для боа-констрикторов . Передавали друг другу интересные сведения о ресторанах и новых музыкальных альбомах. Здесь же предлагались такие услуги как присматривание за детьми, перевозка грузов, печатание текстов на машинке, гадание на картах Таро, прокладка труб, пантомима и фотография ("ПРИЯТНЫЙ ЧУВАК ИЩЕТ ЛЮДЕЙ ДЛЯ НЕКОММЕРЧЕСКОЙ ФОТОГРАФИИ, МОДЕЛИНГА ИЛИ ТОГО И ДРУГОГО СРАЗУ…. ОМ ШАНТИ")
   Творились странные вещи. По мере того как проект продвигался дальше, пользователи начали использовать его в целях, которые ранее предусмотреть было просто невозможно. Однажды участники CM просматривали дополнения за день и обнаружили ряд новых сообщений, которые не попадали ни в одну из существующих категорий, более того ключевые слова, напечатанные внизу сообщения были загадочными.


Тут были сообщения типа " ВЫ САМЫЙ ЛУЧШИЙ ДРУГ ДЛЯ САМОГО СЕБЯ", в конце которого шли слова "ДРУГ, ЛЮБОВНИК, СОБАКА, ВЫ, МЫ, НАМ, СПАСИБО". Здесь же были сообщения типа "ПРИШЕЛЕЦ С ДРУГОЙ ПЛАНЕТЫ ИЩЕТ КОМПЕТЕНТНОГО ФИЗИКА ДЛЯ ПОЛНОГО РЕМОНТА ЛЕТАТЕЛЬНОГО АППАРАТА. БЕЗ ЗНАНИЯ ГЕОМАГНИТНОЙ ИНДУКЦИИ НЕ ОБРАЩАТЬСЯ". Были также сообщения типа "БОЖЕ, ПОЧЕМУ ТЫ МЕНЯ ПОКИНУЛ?". Были также сообщения, содержавшие загадочные цитаты из Гинсберга, "Grateful Dead", Эрло Гатри и Шекспира. А также были сообщения от загадочного Доктора Бенвея и его таинственной Интерзоны.
   Доктор Бенвей, персонаж из "Обнаженного ужина", был "манипулятором и координатором символьных систем, экспертом по всем фазам и видам допросов, промыванию мозгов и управлению" — без разницы. Кто бы ни был этим сумашедшим пользователем, он занимался тем, что преобразовывал биты в системе хранения информации внутри XDS-940 в нервные длинные речи, перебрасывался комментариями, пронизанными необъяснимыми видениями, призывами к вооруженной революции и смелыми предсказаниями повсеместного проникновения "Большого Брата", которое иронически описывалось терминами компьютерной технологии в стиле оруэлловского 1984 года в радикальной и фантастической манере. Каждое его сообщение начиналось словами "Бенвей был здесь, дневной путешественник по пескам этой плодородной базы данных". Бенвэй был не единственным, кому такие странные личности как хакеры помогли раскрыться. Компьютер имел бесконечное расширение нашего собственного воображения, беспристрастного зеркала, в котором вы могли бы увидеть любой автопортрет, который бы вы хотели иметь. Вне зависимости оттого, что вы написали, единственное, что несло ваше сообщение – это следы вашего воображения. Тот факт, что нехакеры увлекались этими идеями, показывал, что широкое присутствие компьютеров в доступных местах может быть толчком для социальных изменений, шансом видеть возможности, которые предлагались новой технологией.


   Ли позднее называл это "прозрением, открытием глаз. Это было похоже на то же самое что я испытывал, когда я работал в организациях "Движение За Право Свободно Говорить" и "Парк Людей". Мой Бог! Я не знал, что люди смогут сделать это!".
   Джуд Милхон разрабатывала онлайновые персоналии и писала стихи. "Это было здорово", — позднее говорила она, — "Мечты превращались в реальность". Один из участников CM обменивался электронными сообщениями с Доктором Бэенвеем, продолжая разрабатывать тему из "Обнаженного Ужина", чтобы создать компьютер под названием Interzone, в честь декадентского плотского рынка души, созданного Бэрроузом. В своих первых сообщениях Бэнвей высказал удивление таким поворотом темы, но затем, поняв демократические возможности такого носителя, он дал ему свое благословение. Он написал: "Говорили о каких-то нечестивых пиратах, которые клонируют фирменный знак Бенвея… так что продолжайте, это общественная собственность".
   Джуд Милхон встретилась с Бэнвеем. "Он", по ее словам, "очень смущался, но был вполне в состоянии работать в мире Community Memory".
   Группа работала полтора года. Она переместила терминал из Leopold's в магазин Whole Earth Access Store, а также установила второй терминал в публичной библиотеке в San Francisco's Mission District. Но терминалы продолжали ломаться, и стало ясно, что для нормальной работы нужно более надежное оборудование и полностью новая система, так как CM продолжала работать только на неповоротливом гиганте XDS-940. К этому моменту почти утратились все связи между Памятью Сообщества и его первоначальным источником финансирования — группой "Ресурс Один". А так как готовой системы не было, то Память Сообщества, быстро исчерпала собственные запасы финансов, технологий, а также быстро сожгла энергию людей, которым нужен был скорый результат.
   Наконец, в 1975 году, перегоревшая группа идеалистов из Памяти Сообщества собралась вместе, чтобы решить стоит ли продолжать дальше работу над проектом.


Это был год веселья и опустошения. Проект показал " что может быть сделано. Он показал путь, по которому стоит идти", — говорил позднее Ли. Но Ли и еще ряд участников считали, что слишком рискованно продолжать проект в его нынешнем состоянии. Они слишком много в него вложили, и в плане техническом и плане эмоциональном, и вот теперь увидели, что проект иссяк из-за серии опустошающих провалов и случайных системных сбоев. Они договорились между собой остановить над ним работу и перевести его в состояние временной ремиссии. Это было тяжелое решение. "Мы работали над ним с самого начала", — говорила позднее Джуд Милхон, — "Наша связь с Памятью Сообщества была как у Ромео и Джульетты, как вторая половина нашей души. Теперь ее как будто разрубили напополам. Было ощущение потери. Словно сорвали молодой цветок".
   Ефрем Липкин вышел из группы и попытался еще раз обдумать способ, которым можно было использовать компьютеры. Остальные начали заниматься другими проектами, кто-то техническими, кто-то – социальными. Но никто из них, и в наименьшей степени Ли Фильзенштейн, не отказался от своей мечты.

Воз

   Во время собраний Клуба в аудитории SLAC, Стив Возняк никогда не присаживался рядом с Ли Фельзенштейном. Его участие в организационной части собрания было нечастым. Он не собирался изменять общество, "работавшее в режиме пакетной обработки", и не вынашивал планов по штурмовке его основ теми методами, которые были приняты в Community Memory. На многих собраниях Стива можно было видеть сидевшим в дальнем углу аудитории, среди не заслуживавшего внимания контингента, состоящего из последователей его цифровых изысканий. В основном это были учащиеся старших классов — околокомпьютерная тусовка, которых притягивала явная харизма его хакерства. Возняк выглядел, по меньшей мере, оригинально. Его волосы беспорядочными прядями падали ему на плечи. Некоторое подобие бороды, росло по большей части для того, чтобы избежать затрат времени на бритье, чем для придания достойного внешнего вида, а его джинсы и спортивные майки, за небольшим исключением, никогда не подходили ему по размеру.
   Тем не менее, это был Стив Возняк, как он есть, который для своих друзей был более известен как "Воз" и он был хорошим примером выражения духа и синергетики Клуба Самодельных Компьютеров. Это был тот самый Возняк, и компьютер, который он разработает, вознесет Хакерскую Этику, по крайней мере в ее аппаратном смысле, до ее апогея. Со временем он станет наследием Клуба Самодельщиков.
   Взгляды на хакерство у Возняка формировались не через личную борьбу и размышления о политике как у Ли Фельзенштейна. Он был больше похож на Ричарда Гринблатта и Стью Нельсона, то есть был прирожденным хакером. Он вырос в Купертино, в Калифорнии, среди извилистых улиц, заставленных небольшими домами на одну семью, и одноэтажными зданиями с небольшими окнами, засыпанными крупинками песка. Песок, со временем, станет основой для его существования. Еще в начальной школе, Возняк настолько был поглощен мыслями о математике, что его мать была вынуждена трепать его по голове, чтобы он вернулся в реальный мир.
В тринадцать лет он выиграл научное состязание, построив машину, похожую на компьютер, которая могла складывать и вычитать числа. Его друг Алан Баум вспоминал о учебе в Хомстед Хай Скул: "Я увидел парня, который рисовал красивые схемы на листе бумаги". Я спросил его: "Что это?" Он мне ответил: "Я создаю компьютер". Похоже, что он как-то сам понял, что там надо делать".
   Баум был сильно впечатлен и подружился со своим одноклассником, а потом, вместе с ним, начал искать возможности доступа к компьютерам. Благодаря своим знакомствам среди инженеров, которых в Силиконовой Долине было предостаточно, у них получалось проникать на различные компьютеры с разделением времени. Каждую среду они уходили из школы к своему другу, который проводил их в компьютерный зал компании Sylvania. Там они писали программы, которые на компьютере печатали все степени двойки и искали простые числа. Баум и Возняк следовали за компьютерной индустрией с той же одержимостью, с которой фанатичные спортивные болельщики следуют за своими любимыми командами. Каждый раз как они узнавали о том, что появился новый миникомпьютер, они немедленно писали письмо фирме-изготовителю, будь это Digital или Control Data или кто-нибудь еще, а в письме просили прислать руководство по компьютеру. Такие запросы достаточно часто выполнялись. Когда книга приходила, то они начинали ее тщательно изучать. Они тут же открывали ее на странице, где находился набор команд. Они смотрели, сколько регистров имела машина, как она выполняла сложение, каким образом на ней выполнялось умножение, деление. Они пытались выяснить по набору команд характер машины, и насколько легко ее можно было бы использовать. Была ли это машина, о которой стоило думать в свободное время? Если это было так то, как вспоминал Воз, он мог бы потратить много часов сидя на занятиях, заполняя листы бумаги строчками кода, который даже не мог протестировать. Однажды, после того как он получил руководство по компьютеру Nova, компании Data General, они вместе с Баумом, сделали попытку изменить ее конструкцию, и даже послали свои разработки в компанию, в надежде, что Data General захочет реализовать предложения двух старшеклассников.


   " Я полагал, что заниматься разработкой компьютеров – это высший класс", — вспоминал Баум. "Мне казалось, что это важно. В них был свой шарм, и он притягивал нас. Это было здорово". Чем дальше они учились в школе, и чем больше Возняк находил времени для компьютеров, на которых он оттачивал свое искусство, тем чаще Баум поражался тому, какие Стиву в голову приходят программные трюки и фокусы. "Было похоже, что большинство трюков он придумывает сам", — говорил Баум, — "Стив смотрел на вещи по-иному. Он просто говорил: 'А почему бы не попытаться сделать вот так?' Он перепробовал всевозможные способы решения проблем, какие только мог, потому что обычные средства разработки были для него недостаточно хороши. Он хотел быть лучшим. Он собирался писать программы, используя такие трюки, над которыми до него никто не задумывался. И иногда, используя эти небольшие трюки при написании программ, ему удавалось находить лучшие решения".
   Воз окончил школу раньше, чем Баум, и уехал поступать в колледж. Спустя годы, их пути снова пересеклись, когда они оба попали работать в одну и ту же компанию – Hewlett– Packard, которая занималась производством компьютеров. Это была очень высокотехнологичная компания, занимавшаяся компьютерами с высокой производительностью, которые были Мерседесами по сравнению с неуклюжими Кадиллаками от фирмы IBM. Это была высшая лига, и Воз чувствовал себя здесь весьма неплохо. К этому времени он успел жениться, но компьютеры для него по-прежнему оставались номером один в списке приоритетов. Помимо работы в HP над созданием микросхем арифметической логики для микрокалькуляторов, он также занимался дополнительной работой по разработке для компании Atari, где работал его другой школьный товарищ, по имени Стив Джобс. Это давало ему некоторые преимущества, типа моментов во время посещения боулинга, где стояли игровые автоматы, на которых красовалась надпись, извещавшая присутствующих о том, что если они наберут очков больше определенного уровня, то им дадут бесплатную пиццу.


После того как он получил энное количество пицц, его удивленный компаньон по боулингу спросил его, как у него получилось так легко выиграть эту игру. "Я ее написал", — ответил Возняк, давясь приступами смеха.
   Шутник с неустоявшимся и странным чувством юмора, сколь умным от природных способностей, столь же и глупым от отсутствия жизненного опыта, Воз содержал у себя дома телефонную службу Dial-a-Joke "набери анекдот", выбрасывая в округу бесконечный поток шуточек про поляков. Но это было не единственное удовольствие, которое он получал от телефона. Его и Джобса вдохновила на подвиги статья в Esquireо легендарном человеке по имени Капитан Кранч, увлеченного строителя блюбоксов – устройств, с помощью которых можно было делать междугородние и международные звонки бесплатно. Джобс и Воз построили свои собственные, и не только пользовались ими сами, но и одно время торговали ими из под полы в студенческих общагах в Беркли. Воз однажды использовал свою "коробку" для того чтобы позвонить Римскому Папе. Он представился Генри Киссенджером, и почти дозвонился до Его Святейшества, пока кто-то в Ватикане не сообразил, что звонивший был совсем не Киссинджером.
   Воз жил достаточно свободной жизнью, центром которой были его занятия хакерством для HP и собственного удовольствия, а также различные игры. Ему нравилось в них играть, особенно в электронные, типа Pong. Он любил играть в теннис, и так же как и Биллу Госперу ему нравилось играть в пинг-понг. Возняк тоже любил закручивать мяч при ударе. Кто-то у него потом брал интервью и Возняк сказал ему: "Победа не так важна, как собственно беготня за мячом". Это было применимо не только к теннису, но и к компьютерам.
   Он всегда мечтал о том, чтобы сделать компьютер самостоятельно. Он уже собрал дома ТВ-пишмашинку (TV Typewriter), что было хорошим первым шагом. Его целью было, конечно же, построить нормальный компьютер, для того чтобы заниматься хакерством и производить Инструменты для создания других инструментов — систему для создания других систем.


Подобного раньше еще не было.
   Шел 1975 год, и большинство людей, которым довелось услышать о его мечте, считали его сумасшедшим.
   Затем Алан Баум заметил объявление о готовящемся собрании Клуба Самодельщиков и рассказал о нем Возу. На это собрание они пришли вдвоем. Баум, соглашавшийся с тем, что он был слишком ленив, для того чтобы собирать компьютеры, потому что он уже находился в окружении более лучших машин, которые тогда собирала HP, совсем не был потрясен увиденным. Воз, в отличие от него, был поражен. Здесь было около тридцати человек, которые так же как и он, идеалистически и по-донкихотски увязли в самостоятельной сборке компьютеров. Когда Марти Спергел , помимо самих "камней", раздавал информацию по чипу 8008, то Воз захватил одну книгу домой и внимательно ее изучал до тех пор, пока не понял, что миникомпьютеры, над которыми он постоянно размышлял, разрабатывая в уме большие машины, подобные тем, которые делала Digital Equipment стали больше не нужны. Во втором бюллетене Компьютерного Клуба был напечатана его заметка о том, над чем он сейчас работает:

 
   Имею TVT моей собственной разработки… мою собственную версию Pong, видеоигры, которую назвали прорывом. Очень простой считыватель кассет в NRZI коде!. Работаю над шахматным дисплеем для телевизора (включая три сохраненные доски), TV – дисплей на тридцати микросхемах. Навыки: цифровой дизайн, разработка интерфейсов, устройства ввода/вывода, выполняю работу за небольшой промежуток времени, имею схемы.

 
   Атмосфера клуба очень нравилась Стиву; энергия его членов, направленная на эксперименты и электронное творчество, были для него столь же важны как воздух, которым он дышал, и "мусорная еда", которую он потреблял. И хотя он не был "нормальным членом" окружающего его общества, тем не менее, он умел находить себе друзей. Воз часто использовал свой домашний терминал для того, чтобы пользоваться логином, который был создан для Клуба Самодельщиков в службе Call Computer (Call Computer была компанией, которая позволяла людям с их домашних терминалов производить доступ к мейнфрейму по обычному телефону).


У него на компьютере была программа, которая работала также как аналогичная в системе MIT ITS, с ее помощью два человека могли "чатиться" при помощи компьютера и обмениваться информацией. Воз использовал ее не только для того чтобы связываться с людьми, но и умудрялся с ее помощью влазить внутрь системы и нашел способ, которым можно было проникать в чужие разговоры в системе. Поэтому когда Гордон Френч, к примеру, начинал рассказывать о какой– нибудь новой хитрости в его 8008 Chicken Hawk, то его терминал вдруг начинал непонятно почему печатать полоумные "Польские шуточки", и он так не разу не догадался, что в нескольких милях отсюда Стив Возняк складывается от смеха пополам.
   Воз также встречался с Рэнди Виггинтоном, атлетического сложения четырнадцатилетним подростком, блондином, который также увлекался компьютерами и умудрился получить работу в Call Computer. Виггинтон жил через улицу от квартиры с бурно разросшимся садом, в котором Возняк жил вместе со своей женой, и Воз часто возил парня на собрания клуба. Еще до учебы в старших классах, Виггинтон был влюблен в компьютеры. Он идолизировал Возняка за его обширные познания в области компьютеров, и глубоко уважал тот факт, что двадцатипятилетний Возняк "по чисто техническим вещам мог разговаривать с любым другим человеком", даже с ним, несмотря на то, что ему было всего четырнадцать. Хотя родители Рэнди были обеспокоены тем фактом, что компьютеры заполонили всю жизнь их сына, его одержимость становилась все глубже и глубже. Она дополнительно подпитывалась неформальным обучением, которое ему давал Возняк в ресторане "Denny's" на Футхилл Драйв на их пути назад с собраний в клубе. Они ехали на урчащем Malibu Стива, с горами технических журналов и пакетов из Макдональдса на заднем сиденье. Иногда, если шел дождь, они были насквозь мокрыми из-за странной привычки Возняка, неохотно поднимавшего окна в сырую погоду. Они время от времени останавливались, чтобы купить Колы и чего-нибудь жареного с луком. "Я мог бы задать Возу любой самый дурацкий вопрос, типа: 'Как работает интерпретатор BASIC?' и слушать его все время пока он мог говорить", — вспоминал Виггинтон.


   Возняк вскоре познакомился с еще одним самодельщиком, который работал в Call Computer и которого звали Джон Драпер. Работавший на полдня инженером, он был больше известен как "Капитан Кранч", телефонный "фрикер", герой той самой статьи из Esquire, которая так удивила Воза в 1971 году. Драпер, монотонно бубнящий при разговоре, словно последние звуки пожарной сирены, крайне небрежно одетый и чьих длинных темных волос, похоже, никогда не касалась расческа, получил это прозвище, после того как он обнаружил что, если подуть в сувенирный свисток, который прилагался к крупяному завтраку с аналогичным названием, то в результате высвистывался четкий тон частотой в 2600 Герц, который телефонные компании использовали для коммутации телефонных вызовов на большие расстояния. Затем Джон Драпер работал авиатехником, и, находясь за рубежом, использовал это знание для того чтобы бесплатно звонить своим друзьям домой.
   Но интересы Драпера шли гораздо дальше бесплатных звонков. Будучи инженером, со скрытой хакерской тенденцией к исследованию, которая вскоре начала проявлять свое головокружительное свойство, он заинтересовался телефонной системой компании. "Я занимался фрикерством по одной единственной причине", — говорил он репортеру из Esquire, когда к нему в 1971 году пришла известность, — "Я изучал систему. Телефонная компания была Системой. Компьютер – это тоже система. Понимаете? И если я делал что-то, то это состояло только в исследовании Системы. Я занимался только этим. Телефонная компания – это компьютер и ничего больше". Это было тоже чувство, которое было у хакеров из Клуба Моделирования Железной Дороги, в особенности у Стью Нельсона (тот самый хакер из МТИ, который с самого детства занимался хакерством телефонов). Но, не имея доступа к сложным техническим средствам, которые были в распоряжении у Нельсона, Драпер разработал свои собственные, часто не очень хорошо продуманные. (Как-то Нельсон встречался с Драпером, и хакер из МТИ был совсем не впечатлен техническими способностями Драпера).


Драперу помогло обнаружение сети из телефонных фриков, людей с аналогичными интересами, многие из которых были лишены зрения и легко могли на слух идентифицировать управляющие тоны, с помощью которых можно было путешествовать по системе. Драпер был удивлен, когда обнаружил наличие альтернативных телефонных систем, с которых можно было уходить на тестовые участки. Здесь же он нашел проверочные транки, с помощью которых можно было подсоединяться к разговорам на линии (он однажды испугал женщину, сердито вмешавшись в ее разговор с другим мужчиной по телефону), а также трансокеанские коммутаторы. Вскоре он понял, как переходить с одной линии на другую и постиг секреты "блюбоксов", которые, как и устройство Стью Нельсона для PDP-1, сделанное десятью годами ранее, могли посылать тоны по телефонным линиям, для того чтобы делать бесплатные звонки на большие расстояния.
   Джон Драпер, который иногда вел себя так импульсивно, что он был похож на переросшего ребенка, начинавшего вопить, если его отнимали от материнской груди с системными знаниями, не придерживался того же упорного следования идеалам, которые были у хакеров из МТИ. Он достаточно легко мог начать собирать информацию по блюбоксам для людей, которые хотели продавать эти коробки другим людям, желавшим звонить бесплатно. Так же поступали Возняк и Джобс, торговавшие своими коробками в общежитиях в Беркли.
   Телефонные похождения самого Драпера носили более мирный характер. Его типичным занятием было искать и определять коды разных стран. Он использовал эти коды для того, чтобы перепрыгивать с одного транка на другой, прослушивая последовательности щелков, по мере того как сигнал переходил со спутника на спутник. После той статьи в Esquire, авторы выдали его существование, и в 1972 году его застали за нелегальными звонками в Сидней в Австралию, на номер, который сообщал всем звонившим названия лучших мелодий в Down Under. За свое первое правонарушение он отделался условным наказанием.
   После этого он занялся компьютерным программированием, и вскоре стал обычным хакером.


Многие вспоминали, что его видели на ужинах вскладчину в PCC, накладывавшего до небес свою тарелку и набивавшего свое чрево. Он категорически не переносил курение, и начинал болезненно кричать, когда-нибудь рядом зажигал сигарету. Он все еще интересовался телефонным хакерством, и среди предметов разговора, в обсуждении которых он принимал участие, фигурировали такие, например, как получение доступа к сети ARPAnet. Это было нечто, что он считал в высшей степени оправданным: "У меня было несколько обобщений, которые я вывел аналитически. На компьютере в МТИ была программа, из которой я понял, как это надо сделать. Я использовал именно ее", — говорил он.
   Когда ужины вскладчину закончились, он прирос к Клубу Самодельщиков. Он начал работать консультантом в Call Computer и помог Клубу Самодельщиков получить там свой логин. Он стал большим поклонником хакерства Возняка, а Возняк был восхищен встречей с известным фрикером, который, в свое время, вдохновил его на блюбоксовую эпопею. Достаточно часто их можно было видеть в дальнем углу комнаты. В один из вечеров 1975 года, к ним подошел Дэн Сокол. Сокол был длинноволосым блондином, который поднимался на собрании, убеждался, что по близости не было никого из Intel, и начинал меняться кристаллами i8080 на любое другое хорошее оборудование.
   Сокол тогда собирался отказаться от использования своего домашнего терминала для доступа к Call Computer через клубный логин. Так как Сокол жил в Санта Крузе, а Call Computer находилась в Пало Альто, то счета за телефон приходили просто бешеные, так как он использовал компьютер по 40-50 часов в неделю. Решение пришло в тот день, когда Сокол познакомился с Возняком и Джоном Драпером.
   "Капитан Кранч – это, часом, не ты?"
   "Да, это я!" — отозвался Драпер, и Сокол немедленно начал засыпать его вопросами по поводу создания блюбокса, который бы позволил ему бесплатно звонить из Санта-Круза в Пало– Альто. Хотя в приговоре об условном наказании Драпера, которое он все еще отбывал, оговаривалось, что он не имеет права распространять свои фрикерские секреты, он не мог устоять, когда люди начинали его расспрашивать.


В его жилах текла хакерская кровь, и он хотел, чтобы информация распространялась свободно. "В следующие четверть часа, он продолжал мне рассказывать все, что мне нужно было знать для того, чтобы построить блюбокс", — рассказывал потом Сокол. Но когда Сокол собрал свой блюбокс, то он не заработал. Он дал знать Драперу, и в следующую субботу к нему, в компании Стива Возняка, пришел Драпер. Они осмотрели коробку Сокола. "Вроде все нормально", — сказал Драпер, и начал настраивать тоны на слух. Сокол попробовал настроенную коробку, и все заработало. Сокол использовал эту коробку только для того чтобы соединяться с компьютером, но это была та же практика, которой хакеры оправдывали свои нарушения закона, потому что она использовалась не для получения личной выгоды в таких тривиальных вещах как звонки за тридевять земель своим родственникам.
   Возняк осмотрел "клуджу", которую соорудил Сокол — это был компьютер, собранный из разрозненных частей, и они оба посокрушались над высокой стоимостью занятий аппаратным хакерством. Воз пожаловался ему на то, что хотя он и работал на Hewlett Packard, отдел продаж не дал ему ни единой микросхемы. На следующем собрании клуба самодельщиков, Дэн Сокол подарил Возняку коробку полную микросхем, которые могли работать с процессором Motorola 6800. Воз нашел руководство от этого процессора и начал заниматься разработкой компьютера, который предполагалось связать интерфейсом с TV-пишмашинкой, сделанной до этого. Когда кто– то на собрание клуба принес компьютер, у которого было встроенное видео, он понял, что его компьютеру тоже нужен встроенный видеоинтерфейс. Ему нравилась сама идея компьютера, на котором можно было бы играть в видеоигры. В то время проводилось компьютерное шоу WESCON, и Возняк зашел в павильон фирмы MOS Technology и увидел, что они распродают первые модели своего процессора 6502, всего лишь по двадцать долларов за штуку. Так как этот чип не сильно отличался от мотороловского 6800, он купил их целую горсть, и решил, что именно 6502 будет сердцем его нового компьютера.


   Возняку в голову не приходило что, сделав компьютер, он будет его продавать. Ему хотелось построить компьютер, только ради собственного удовольствия, а также для того, чтобы у него было, что показать своим друзьям. Он мог бы упомянуть, что он делал его для своего друга Стива Джобса, который работал в Atari и интересовался терминалами. Джобс также подумывал о том, чтобы организовать компанию, которая бы их изготовляла. Каждые две недели Воз приходил в Клуб и слышал или видел, что в клубе происходило нового, никогда не имея проблем с получением технической информации, потому что люди бесплатно делились ею. Он собирался повторить некоторые вещи в своем компьютере, например, он увидел карту Dazzler и понял, что ему понадобиться цветная графика. Он, конечно же, знал, что ему понадобиться BASIC, но единственный BASIC, который запускался на 6502 – это был Tiny BASIC Тома Питтмана, а так как ему нужен был "большой" BASIC, то он написал свой собственный. Он раздал код всем желающим, и даже напечатал несколько подпрограмм из него в Dr. Dobbs Journal.
   Но к тому времени как он закончил свою работу, у него был компьютер, который был ни конструктором, ни собранным компьютером, а представлял из себя одну– единственную плату, заполненную микросхемами. Только лишь с одной платой на руках сделать было ничего нельзя, но после того как вы присоединяли к нему блок питания, клавиатуру, видеомонитор, а также кассетный магнитофон, у вас был работающий компьютер с видеодисплеем, устройствами хранения информации на ленте и вводом/выводом. Затем можно было загрузить Integer BASIC, собственноручно написанный Стивом Возняком, и начать создавать свои программы. Компьютер содержал ряд интересных вещей, не последняя из них заключалась в том, что его вычислительная мощность и возможности были не хуже чем у "Альтаира", с несколькими установленными картами расширения, но при этом компьютер Возняка помещался на одной небольшой плате. То, что у остальных делали две микросхемы, Возняк делал на одной.


Это было не только дешевле, но и являлось, своего рода, техническим махизмом, похожим на бамминг кода в TMRC, когда Самсон, Сандерс и Коток пытались ужать подпрограмму до наименьшего количества команд.
   Возняк позже объяснял, почему плата использовала всего лишь несколько чипов: "Я делал это, во-первых, по причинам эстетическим, а во-вторых, мне нравилось думать, что я умнее остальных. Для меня это выглядело как головоломка, и я занимался разработкой такой схемы, которая использовала бы на один корпус меньше, чем это делал любой другой. Я думал над тем, как можно было сделать так, чтобы это работало быстрее или было меньше в размерах или выглядело более умно и правильно. Если я работал над чем-то, где хорошей работой считалось сделать это за шесть команд, и если я хотел получить убедительную победу, то я пытался сделать это за пять команд или за три. Я делал такие вещи, которые нельзя было считать нормальными. Каждая проблема имела лучшее решение, которое обнаруживалось, если вы начинали над ними размышлять не как обычно, а по-другому. И я видел, что они появляются у меня каждый день, по несколько штук сразу. Я спрашивал себя, а является ли это аппаратной проблемой? Я просматривал большое количество разных технических приемов, которые делал раньше, разного рода счетчики, цепи обратной связи и чиповые регистры... Если вести проектирование снизу, пытаясь найти некоторые конкретные конечные точки из общей иерархии,… то получается нечто, в некотором смысле, похожее на математику. То новое что я узнаю, увеличивает мою мотивацию, потому что у меня появляется нечто, что можно показать другим. Я надеялся, что остальные посмотрят на это и скажут 'Слава Богу, вот то, что нам давно было нужно', и я ожидал этого от Клуба Самодельщиков".
   Возняк принес свою плату вместе с сопутствующим железом в Клуб Самодельщиков. У него не было кассетного магнитофона, и пока шло собрание, он сидел в сторонке, самоотверженно набивая в свою машину 3 килобайта шестнадцатеричного кода интерпретатора BASIC.


После набора части кода он запускал тест, и если тест показывал неверно введенные данные, то он был вынужден набивать часть кода заново. Наконец-то BASIC запустился, и хотя это была только предварительная версия, в которой не был реализован полный командный набор, тем не менее, когда за его спиной начали толпиться люди, Возняк объяснил своим волнующимся голосом, больше похожим на задыхающееся и высокоскоростное гудение, что сейчас должно произойти.
   Незадолго до этого, Возняк привлек внимание всего Клуба Самодельшиков, подняв плату в воздух и отвечая на вопросы членов клуба, большинство из которых интересовалось тем, как он ее сделал или собирается ли он в ней реализовать те или иные возможности. Предлагались весьма неплохие идеи, и Возняк, каждые две недели, приносил то, что он напаял, с собой в клуб, затем садился на галерку в аудитории, где была электрическая розетка, получал предложения о разного рода улучшениях, обрабатывал и объединял их.
   Друг Возняка, по имени Стив Джобс был вдохновлен этой платой, он считал, что как Processor Technology и Cromemco, они должны начать их массовый выпуск для последующей продажи. Джобс, которому было двадцать два, был на два года младше, чем Возняк и не намного чище. У него была борода а-ля Фидель Кастро, он часто ходил босиком, имел чисто калифорнийский интерес к восточной философии и был вегетарианцем. Он был безустанным продвигателем разного рода идей, а также красноречивым и пронырливым исполнителем. Вскоре их стали называть "два Стива", а компьютер Возняка получил название "Apple". Имя ему придумал Джобс, который когда-то работал в фруктовом саду. Хотя официальным адресом еще не основанной компании "Apple" был почтовый ящик, Джобс и Возняк на самом деле работали в гараже. Для формирования начального капитала Джобс продал свой автобус "Фольксваген", а Воз продал свой программируемый HP калькулятор. Джобс разметил рекламу в любительских журналах, и они начали продавать "Apple" по цене в $666.66.


Любой в Клубе Самодельщиков мог посмотреть на его принципиальную схему. BASIC Возняка раздавался бесплатно при покупке интерфейса, который соединял компьютер с магнитофоном, а Воз опубликовал в журналах типа Dr.Dobbs Journalи остальных, процедуры "монитора" для процессора 6502, который позволял просматривать память и смотреть в каком месте в памяти хранятся команды и какие. В рекламе Apple говорилось, "наша философия состоит в том, чтобы предоставлять программное обеспечение для наших машин за минимальную цену".
   Продажи шли своим чередом, Стив Возняк начал работать над расширенным вариантом своей платы, который должен был произвести еще большее впечатление на самодельщиков. Стив Джобс собирался на основе этого дизайна продавать большое количество компьютеров, а поэтому он озаботился изысканием финансирования, организацией поддержки и профессиональной помощи, чтобы успеть к тому дню, когда компьютер будет готов. Новая версия компьютера Возняка должна была называться Apple II, и в то время никто не предполагал, что он станет одним из самых важных компьютеров в истории.

 
   * * *

 
   Стив Возняк сумел создать свой Apple II благодаря плодородной атмосфере Клуба Самодельщиков. Обмен информацией, доступ к понятным лишь посвященным техническим тонкостям, водоворот творческой энергии, и шанс поразить воображение каждого при помощи хорошо похаченной схемы или программы… Все это было стимулами, которые только увеличивали и без того сильное желание Стива Возняка: создать компьютер, на котором можно было бы играть в игры. Компьютер был пределом его желаний; его совсем не обуревали видения богатств и славы, он также не мечтал о мире конечных пользователей, которых бы удалось познакомить с компьютерами. Ему нравилась его работа в HP, и ему нравилась опьяняющая атмосфера быть одним из инженеров на самом верху компьютерной индустрии. Как-то раз Возняк спросил своих боссов в HP, не желают ли они, чтобы компьютер Apple был разработан для них, на что они ему ответили, что он не будет продаваться, но при этом не стали препятствовать его самостоятельным изыскам.


Когда стало ясно, что в HP будет образовано новое подразделение, которое будет заниматься небольшими компьютерами, то Возняк написал заявление о своем переводе туда, но, по словам Алана Баума, — "глава новой лаборатории совсем не впечатлен его персоной. У Возняка не было диплома". (Воз бросил Беркли, не доучившись до конца.)
   Он продолжал работать над Apple II, часто до 4 часов утра. Вскоре он пополнил ряды самодельщиков, которых оставили их вторые половины. Разработка Apple II была сложным делом. При разработке самодостаточного компьютера, гибрида с терминалом, пригодного для немедленного программирования, вставали сотни проблем. Возняк не занимался учетом ресурсов и финансов, которыми занимались Боб Марш и Ли Фельзенштейн, когда они создавали "Сол", самый первый гибрид терминала и компьютера, ставший отправной точкой для многих характеристик Apple II. Но у него было четкое представление о том, каким должен был быть этот компьютер, и он собирался прибегнуть к помощи Клуба Самодельщиков и других экспертов, которых можно было найти в Долине. В конце концов, ему удалось запустить прототип. В конце декабря 1976 года, на очередное собрание клуба самодельщиков, он, вместе с Рэнди Виггинтоном, принес никак не закрепленный, но полностью соединенный набор плат в двух коробках, вместе с цветным телевизором, пугающего размера.
   Через много лет спустя, те, кто были на этом собрании, вспоминали о неоднозначной реакции на демонстрацию Apple II. Возняк и остальные фаны процессора 6502, вышли оттуда с ощущением что компьютер не оставил равнодушным никого из присутствующих. Другие же считали, что это был просто еще один шаг на пути в отчаянной попытке вскарабкаться на вершину, где должен был находиться окончательный вариант самодельного компьютера. Фельзенштейн говорил: "Народ в клубе тоже не сидел, сложа руки, дожидаясь пока появится Apple: люди изготовляли разные устройства, обсуждали их и показывали их друг другу".
   Одна единственнаявещь, которая не воодушевляла членов клуба, заключалась в том, что те модели Apple, которые шли на продажу были уже собранными, поэтому хакеры думали: "Зачем надо покупать компьютер, если его можно собрать самому?".


Упертые консерваторы, которые уважали солидность и предсказуемость продуктов от Processor Technology и Cromemco, считали, что Apple – безусловно, интересная машина в плане дешевизны схемы и ее цветовых графических способностей, но он не настолько хороша как Sol, который был построен на популярной шине "Альтаир" (Теперь эта шина называлась S-100 bus. Между производителями было достигнуто соглашение о ее названии, в особенности старались Марш и Гарланд, которых просто тошнило от упоминания торговой марки конкурента, в свою очередь, Робертс, который не был хакером по своему духу, испытывал сильную досаду от их существования). Apple имел абсолютно новую шину и новую операционную систему, они обе были разработаны Возняком. В дополнение к этому, в качестве своего мозга этот компьютер использовал незнакомый процессор 6502. Кроме того, давно работавшие компании, такие как Processor Technology, похоже, были в состоянии оказывать лучшую сервисную поддержку, чем Apple, состоявший только из двух парней в гараже.
   В основном, несогласие сводилось к чисто религиозным проблемам дизайна. "Сол" отражал апокалиптические ужасы Ли Фельзенштейна, слегка приглаженные научной фантастикой в стиле пост-холокоста, смысл которых заключался в том, что промышленная структура в любой момент может от них отвернуться и люди должны будут побираться и выискивать запчасти для того, чтобы поддерживать работу машин в обломках этого разрушающегося общества. В идеале дизайн машин должен быть таким, чтобы пользователи могли сами понять, куда вставлять эти детали. "Я хотел сделать такую схему, чтобы ее можно было собрать из гаражных жестянок", — однажды сказал Фельзейнштейн, — "Это было мотивировано частично тем, что я когда-то начинал с этого, но в основном из-за того, что я не доверял структуре принятой в промышленности. Они в любой момент могли попытаться подавить нас — странных и диковатых типов и попытаться нам запретить доступ к деталям, которые нам были нужны".


Эта философия нашла отражение в его VDM и Sol, каждый из которых был продуктом, который хорошо делал свою работу с пролетарским чувством отсутствия сентиментальности и, не слишком бросаясь в глаза.
   Но с Apple Стива Возняка все было по-другому. Так как он рос в обычной семье в уютном пригороде Калифорнии, состоявшем из небольших домов, научных выставок и бургеров из МакДональдс, то у Стива с детства было нормально развито чувство безопасности. Он чувствовал себя достаточно уверенно, занимаясь электроникой, и при разработке устройств позволял себе заходить достаточно далеко: настолько, насколько ему позволяло его воображение. То, что он делал, вызывало чувство эстетического изумления, когда ему удавалось оптимально упорядочить ограниченное количество доступных деталей, вытащенных из шкафа, так что, будучи установленными и подключенными в специальном порядке, они давали пользователю доступ не только к мощности, аналогичной PDP-1, но также к цвету, движению и звуку.
   Если бы Воза никто не останавливал, то он бы добавлял к системе все новые и новые фичи. За два дня до очередного собрания, он опять переделал машину, так что теперь она могла отображать цветную графику высокого разрешения. Он сделал это не совсем так как делал это обычно, то есть при помощи добавления специальных чипов, умевших все это делать, но и модернизировав схему так, что ее центральный процессор – 6502, мог теперь выполнять двойную работу.
   Гениальные способности Возняка что-нибудь оптимизировать иногда имели сторонние эффекты. Например, способ заполнения экрана, который использовался в Apple, существенно отличался от метода использованного в компьютере Sol, который заполнял объекты строго по порядку. Экран на Apple отрисовывался на первый взгляд беспорядочно. Но заливка делалась именно таким образом вовсе не случайно, Воз понял, что если заполнение будет работать именно так, то при выводе каждой строки пикселов, будет экономиться одна команда процессора. Это был хитрый прием, к которому с презрением относились те, кто считал, что такой метод отрисовки показателен для непредсказуемости компьютера Apple и его сыпучести, но он по достоинству был оценен поклонниками красоты и максимализма в разработке.


В конце концов, дизайн отражал tour de force хакерства, его подвиг, и только проницательный инженер мог различить хитрые извилины начального плана, полет фантазии, и эксцентричные шуточки космического масштаба, реализованные в этом компьютере.
   Один из людей, считавших что Apple II – это просто супер, был Крис Эспиноза, знакомый Рэнди Виггинтона и такой же молодой. Эспиноза был худым и бледным четырнадцатилетним старшеклассником, который очень любил компьютеры и получал неудовлетворительные оценки на уроках по математике, потому что считал, что выполнение домашних заданий является неоптимальным использованием времени. Компьютер Стива Возняка его просто поработил. Из тех объяснений команд языка BASIC, которые проскакивали в разговоре у Возняка, и пояснений к нарисованным от руки схемам внутренностей машины, циркулировавших по округе, Эспиноза сумел написать несколько программ на BASIC. Во время периода "случайного доступа" на собрании, когда все самодельщики сгрудились у нового компьютера, он сел за клавиатуру и быстро наколотил несколько программ, которые рисовали красивые мерцающие цветные фигуры на экране. Картины выводились на большой старый телевизор "Sears", который приволок Возняк. Возняк был поражен: "Я не думал, что кто-нибудь еще может прийти ко мне и сказать: 'Взгляни!' потом с воодушевлением сделать это, показать результат остальным и сказать: 'Посмотрите как все просто! Вы просто выполняете вот эту команду и получаете вот такой результат'". Перед ним сидел старшеклассник и запускал программы на компьютере, который он создал. Реакция Джобса на все это была более прагматична: он нанял Эспинозу на работу в компанию одним из первых сотрудников. Как и еще один надцатилетний специалист по программному обеспечению, Рэнди Виггинтон, он зарабатывал по три доллара в час.
   Джобс все свое время отдавал на то чтобы организовать компанию Apple так, чтобы она смогла успешно поставлять Apple II на рынок весь следующий год и вызвать на нем большое оживление.


Джобс был блистательным оратором, и, по словам Алана Баума: "Он работал изо всех сил. Он рассказывал мне о ценах, по которым они продавали свои устройства и то, что они в выгодную сторону отличались от цен, по которым торговал Hewlett-Packard". Джобс был посредственным инженером, но его сила заключалась в умении планировать деятельность. Он был администратором, который имел свое представление о том, до какой точки применимости компьютеры должны простираться, и для него она была гораздо дальше, чем ее устанавливали чистые хакеры, такие как Возняк. Он также был достаточно мудр, чтобы понять, что длинноволосый двадцатидвухлетний парень, чья обычная одежда представляет собой джинсы и босые пятки, совсем не тот человек, который мог бы возглавить большую компьютерную компанию. И что, самое главное, у него отсутствовал опыт в управлении и маркетинге. Он решил, что он наймет на работу очень хорошего и дорогого менеджера, который и будет управлять работой Apple Computer.
   Для того времени это было непростое решение. Тогда инженеры типа Эда Робертса и Боба Марша считали, что залогом успеха было создание качественного компьютера, а менеджмент – это было нечто второстепенное, что получалось само собой. Эд Робертс извлек из этого тяжелый урок. К середине 1976 года, Робертс устал от "мыльной оперы", которой по его словам, стала компания MITS: с клиентами, уставшими ждать обещанного, запутанной линией нескольких новых улучшенных версий компьютера, сотнями служащих, неверной внутренней политикой, вечно паникующими дилерами, безнадежно запутанными финансами и отсутствием возможности выспаться в течение года. Он занимался разработкой нового удивительного компьютера "Альтаир– 2", мощной и компактной машиной, которая бы помещалась в дипломате, но большинство своей энергии он был вынужден тратить на управленческую чепуху. Сложившееся положение он назвал "страницей в моей жизни, которую пришла пора перевернуть" и ошеломил все сообщество аппаратных хакеров, продав компанию большой фирме Pertec.


К концу года, Робертс с миллионом долларов, который он получил в обмен на компанию, оставил бизнес и купил ферму на юге Джорджии.
   Мораль всей этой истории сводилась к тому, что инженерам совсем не обязательно руководить компаниями. Поиск людей, которые могли бы все это делать, был далеко не простой задачей, особенно когда ваша компания, по крайней мере, на первый взгляд выглядела как тусовка хиппи и детей из старших классов. Позже Крис Эспиноза говорил, что в начале 1977 года Джобс выглядел настолько неряшливо, что "его не пускали в автобусы и самолеты, не то, что в коридоры полупроводниковой индустрии". И, тем не менее, Джобсу удалось справиться с этой задачей и сделать большое дело, заполучив в команду Apple менеджера по имени Майк Марккула. Марккула раньше занимался организацией продаж, и добился на этом поприще больших успехов, кроме того, он имел определенный жизненный опыт, потому что на этот момент ему шел уже четвертый десяток. Он несколько лет назад уволился из Intel и с тех пор занимался тем, что тратил свое время на самые разные проекты, иногда ориентированные на бизнес, а иногда и весьма странные, типа изобретения лимба, с помощью которого можно было посмотреть различные позиции пальцев для постановки на гитарные струны. Джобс попросил его написать бизнес-план для Apple и Марккула включился в работу, оказывая помощь в привлечении капитала для инвестиций, а также расписываясь на документах в качестве первого председателя совета директоров. Джобс, при помощи Марккулы, сумел переманить из Fairchild Semiconductor одного из менеджеров, по имени Майк Скотт, который занимался в Fairchild реальной работой. Ему был предложен пост президента фирмы. В то время как самая выдающаяся в своем секторе фирма Processor Technology, уже тогда предлагавшая терминал-компьютер, занималась борьбой с неопытным управлением аппаратных хакеров в лице Боба Марша и Гэри Ингрема, Apple закладывал основу для своего роста.
   Но эта активность в реальном мире не докатывалась до Стива Возняка, которого происходящее заботило весьма слабо.


Крис Эспиноза и Рэнди Виггинтон могли прийти к нему домой, вдоволь наигравшись у Виггинтона с полудостроенной версией Apple II, и здесь на верхнем этаже небольшого дома, где была спальня, они могли заниматься отладкой программ и оборудования, писать программы генерации звуковых сигналов или паять платы. Это было веселое времяпрепровождение. Тем временем, в своем гараже Джобс занимался учетом каждодневных операций. "Он каждый раз заглядывал к нам ненадолго и смотрел на то, что мы делаем, советовал нам что-нибудь, несмотря на то, что он никогда ранее не занимался схемотехникой", — рассказывал Эспиноза, — "Он умел принимать решения, что было его основным талантом: по поводу клавиатур, дизайна корпуса, логотипа, какие детали надо закупать, как расположить плату персонального компьютера, так чтобы она хорошо выглядела, как расположить на ней компоненты, каких дилеров выбрать компании для работы… каким образом выполнять сборку, каким образом заниматься дистрибуцией, короче – он занимался всем!"
   При этом его направляла опытная рука Майка Марккулы, который относился к рискованной затее Apple крайне серьезно. Одну вещь они признавали безоговорочно: Возняк посвятил себя не столько компании, сколько собственно компьютеру. Для Воза, Apple представлял собой великолепный хак, но никак не объект капиталовложений. Для него это было искусством, а не бизнесом. Он получал свою зарплату за то, что решал головоломки, экономил чипы и впечатлял людей на собраниях в клубе самодельщиков. С точки зрения хакерства это все было замечательно, но Марккула хотел, чтобы Возняк, по меньшей мере, принимал полное участие в жизни компании. Он попросил Джобса, чтобы тот поговорил со своим партнером, и что если Воз хочет, чтобы компания Apple Computer благополучно существовала и дальше, он должен прекратить работать в HP и изо всех сил заняться работами по подготовке к производству компьютера Apple II.
   Для Возняка это было трудное решение. "Это сильно отличалось от того, что было у нас в тот год, когда мы собирали в гараже Apple I", — вспоминал позднее Возняк. "То, что было тогда – было настоящей компанией.


Я занимался разработкой компьютера, потому что мне нравилось этим заниматься и показывать результаты работы в клубе. Моя мотивация заключалась совсем не в том, чтобы иметь компанию и зарабатывать с ее помощью деньги. Майк дал мне три дня на то чтобы ответить "да" или "нет" на вопрос, собираюсь ли я уволиться из HP. Мне нравилось работать в HP. Они были преуспевающей компанией, у них я чувствовал себя в безопасности, и там было много интересной работы. Я не хотел оттуда увольняться и потому ответил 'нет'".
   Стив Джобс, когда узнал о принятом решении, призвал на помощь всех друзей и родственников Возняка, с тем, чтобы они убедили Воза уволиться из HP и полностью работать в Apple. Некоторые из них так и сделали, и по мере того как они привели Возу все аргументы, он поменял свое решение. Почему бы и не поработать для того, чтобы Apple II пришел в этот мир? Но даже после того как он согласился уйти из HP и работать полный рабочий день вместе с Джобсом, он говорил сам себе, что то, чем он теперь занимается, не является более чистым хакерством. Дело в том, что организация и ведение дел в компании не имеет ничего общего с хакерством и работой головой над интересными вещами. Здесь все вращалось около денег, и для него это было, как он позже говорил, "переступить черту". Это никоим образом не означало, что он теперь перестанет заниматься своим компьютером или что он сомневается в команде, которая будет его производить и продавать, но как он сам говорил: "По моему мнению, теперь Apple и желание заниматься хорошей дизайнерской работой не были взаимосвязаны. Это не было причиной для организации Apple как компании, ее главной причиной помимо компьютерного дизайна было нечто другое, а именно – зарабатывание денег".
   Это было важное решение, которое было символом того, что в мире небольших компьютеров происходят перемены. Теперь хакеры, такие как Возняк, строили машины с терминалами и клавиатурами. Это были машины, которые были полезны для остальных людей, а не только для любителей.


И направление всей этой перспективной индустрии теперь уже не находилось в руках хакеров. Это произошло спустя двадцать лет после того, как хакерам из TMRC попала в руки TX-0. Времена изменились, и теперь уход в бизнес являлся Правильной Вещью.
   В январе 1977 года, полдюжины или около того сотрудников новой фирмы, которая все никак не могла образоваться, (по крайней мере, до марта этого же года), переехала в тесное помещение на бульваре Стивенс Крик в Купертино, от которого было рукой подать до ресторанов "7-Eleven" и "Good Earth". Последний был, по заявлению его владельцев рестораном здоровой пищи. Они работали, не покладая рук, паяли, разрабатывали схемы и программировали. Один из друзей Воза, которого наняли в качестве специалиста по аппаратному обеспечению, за работой чирикал разными голосами птиц. Воз большую часть рабочего времени проказничал, играл в игры, а затем выполнял невероятное количество работы за короткий промежуток времени. Воз и его друзья занимались разработкой компьютера нового поколения, который должен был отличаться от Altair, Sol и IMSAI. Стив Джобс и Майк Марккула чувствовали, что рынок Apple будет гораздо шире, чем любительский, и чтобы сделать компьютер максимально дружественным, Джобс нанял промышленного дизайнера, который спроектировал приглаженный, низкопрофильный корпус теплого бежевого цвета. Он был уверен, что начинка Возняка будет выглядеть крайне завлекательно стоит только будет поднять крышку. Шина Apple, как и шина S-100, была приспособлена под установку дополнительных карт, что позволяло дополнять машину многими интересными возможностями, и Воз послушался совета своего друга Алана Баума и сделал в машине восемь "слотов расширения", так что производители оборудования могли легко делать к ней дополнительные карты. В этом, им также помогала открытая архитектура машины. Верный Хакерской Этике, Воз удостоверился, что у Apple нет никаких секретов, которые бы мешали людям реализовывать свои творческие способности.


Каждая хитрость и тонкое место его схемы, каждый программный трюк его интерпретатора BASIC (который был прошит в заказном чипе и поставлялся вместе с машиной) документировался и распространялся все желающим, интересовавшимся устройством компьютера.
   Воз и Джобс частично полагались на свои связи среди самодельщиков, которые помогали им в случае необходимости. Примером тому было получение на компьютер разрешения FCC (Федеральная комиссия по коммуникациям). Род Хольт, инженер из Atari, который помогал проектировать блок питания, печально констатировал, что модуль компьютера, под названием радиочастотный модулятор, посредством которого машина подключалась к телевизору, вызывала слишком большие помехи, и она никогда бы не прошла экспертизу в FCC. После некоторых раздумий, Стив Джобс пришел к Марти Спергелу, по прозвищу "Барахольщик".
   Спергел часто появлялся на собраниях Клуба Самодельщиков, принося с собой различные вещи, непонятные для непосвященных и менялся ими или раздавал их. "Я смотрел в свою коробку и говорил окружающим: 'Вот коробка, в которой есть все — от A до Z'. И тут же к ней со всех сторон неслись люди, со скоростью не менее чем шестьсот миль в час, и, прежде чем я мог отойти от коробки, она уже была пуста". Он выискивал ниши на компьютерном рынке, и не так давно убил всех, привезя из Гонконга контроллеры для джойстиков, после чего люди могли играть в игры типа "Цель" Стива Домпьера на компьютерах Altair и Sol. Некоторое время назад, его компания M&R Electronics, даже начала было продавать набор для сборки компьютера, но он так и не получил популярности. Как-то раз Марти посетил штаб-квартиру Apple в Купертино и в разговоре с Джобсом, Возняком и Хольтом разговор зашел о ситуации сложившимся с модулятором. Было понятно, что Apple не сможет поставлять компьютеры с этими модуляторами на продажу, а потому они решили передать Спергелу спецификации на модулятор, с тем чтобы онразработал и построил его для них. "В мою задачу входило убрать подальше FCC от Apple Computer", — говорил Спергел, — "поэтому я начал самостоятельно продавать модуляторы, а Apple – компьютеры без модуляторов.


Затем они все вместе попадали к дилерам, дилеры продавали модуляторы конечным пользователям, и когда новоиспеченный пользователь приходил домой, он мог подключить модулятор к компьютеру, а затем и к телевизору. И с этого момента ответственность за предотвращение радиочастотных помех ложилась целиком на плечи пользователей".
   Это был классический случай обхода бюрократического препятствия при помощи объединения усилий самодельщиков для достижения взаимной выгоды. Спергел спросил Джобса, сколько примерно потребуется модуляторов, которые они продавали под названием "Sup'r Mod" по цене около тридцати долларов за штуку. Джобс пообещал, что объем будет достаточно большим: возможно, около пятисот штук в месяц.
   Спустя несколько лет, Спергел подсчитал, что он продал около четырех тысяч модуляторов "Sup'r Mod".

 
   * * *

 
   В начале 1977 года, Клуб Самодельных Компьютеров и редактор Dr. Dobbs Journalпо имени Джим Варрен корпели над достаточно большой схемой. Варрен был коротко стриженным, широколицым и бородатым человеком, чьим хобби было собирательство "техносплетен", и он привык относиться к Клубу Самодельщиков как к сливному клапану для попавшей ему в руки информации о фирмах из "Силиконового Оврага" как он называл Долину. Часто его слухи оправдывались. В дополнение к его образовательной работе, если ее можно так назвать, и его работы в качестве силиконовой "йенты" , Варрен также находился, по его собственным словам, в "режиме написания диссертации" в Стэнфорде. Но квантовый скачок в развитии персональных компьютеров интересовал его куда как больше, чем получение докторской степени. Он был большим приверженцем Клуба Самодельщиков и рассматривал движение самодеятельного создания компьютеров как своего рода еще один свободный университет, в котором можно было снять свою одежду и спокойно поваляться в грязи. Для него это было нечто вроде общечеловеческого фестиваля любви.
   Его присутствие на компьютерном шоу PC'76, проходившем в Атлантик Сити усилило его уверенность.


Поначалу он не хотел туда ехать, расценивая этот блеклый курорт как "вилы для нации", но человек, который занимался продвижением этого шоу, сообщил ему по телефону обо всех удивительных людях, которые должны будут там присутствовать, добавляя при этом, что было бы здорово, если бы там присутствовал еще и редактор Dr. Dobbs.Варрен почувствовал в себе досаду, потому что Боб Альбрехт платил ему за редактирование журнала всего $350 в месяц, и для того чтобы поехать, ему надо было где-то выпросить денег. По его собственному мнению, большое шоу должно проходить здесь, под боком, в Калифорнии. Однажды вечером он поговорил с Бобом Рейлингом, инженером из Phiico, который тихо и без лишних разговоров принял на себя выполнение обязанностей Фреда Мура, в качестве редактора информационного бюллетеня Клуба Самодельщиков. Варрен спросил его, какого черта все это происходит на другом побережье, ведь никто не станет спорить с тем, что центр мира микрокомпьютеров находится именно здесь. Рейлинг согласился с этим, и Варрен решил, что им стоит заняться организацией подобного шоу, которое будет проведено в хакерском духе и будет местом обмена информацией, оборудованием, техническими знаниями и хорошими эмоциями. У мероприятия должна быть идиллическая атмосфера ежегодной "Ярмарки реннесанса" проводимой в графстве Марин. Это должна была быть "Компьютерная Ярмарка".
   Он размышлял над этим, когда ехал в Атлантик Сити, в котором, несмотря на ужасную влажность и порядком обветшавшее здание, где, по его словам, был "полный улет. Вы могли встретить здесь всех людей, с которыми вам когда-либо приходилось общаться по телефону или от кого-либо вы получали письмо. Это были те, кто занимался созданием всяких разных штуковин… вы получали гигантское наслаждение от встреч со всеми этими людьми, которые занимались конкретным делом." Шоу было организовано несколько по другому – здесь предусматривалась возможность обменяться мнениями лицом к лицу, из которых можно было получить гораздо более свежую информацию, чем из периодических изданий.


На подготовку к печати Dr. Dobbsуходило шесть недель и это сводило меня с ума. Черт подери, и это тогда, когда всего шесть месяцев уходило на половину поколения компьютера! Возможность разговаривать с людьми о том, что они делали на этой неделе, была для меня радикальным преимуществом. И я хотел бы, чтобы на "Компьютерной Ярмарке", о проведении которой на западном побережье было мною объявлено, присутствовал тот же самый дух".
   Взяв Рейлинга в партнеры, Варрен начал заниматься организацией предстоящего мероприятия. Его повергло в уныние то, что самое лучшее место для этого мероприятия, зал в Сивик Центр в Сан-Франциско требовал большой арендной платы. Несколько тысяч долларов в день! Узнав все это, Рейлинг и Варрен исколесили весь полуостров и, в конечном счете, остановились на Питс Харбор – кафе на открытом воздухе, рядом с пристанью для яхт, любимое место обитания Альбрехта и всей его толпы из PCC. Варрен вспоминал: "Я помню, что сказал Рейлингу: 'Парень, мы зашли слишком далеко. Можем ли мы это себе позволить?' Я вытаскивал салфетку из большого держателя и начинал на ней считать. Сколько будет выставлено экспонатов? Сколько будет посетителей? Если их приехало три с половиной тысячи в Атлантик Сити, то нам следует удвоить это число. Может быть подтянется до семи тысяч человек. Сколько денег следует запросить за участие в выставке? Во сколько должно обойтись ее посещение участниками? Перемножить это… Сложить с тем…". Сделав все расчеты, Джим Варрен был удивлен, что они не только могут позволить себе заниматься ее проведением, но и смогут извлечь из нее выгоду. И, похоже, здесь не было ошибки.
   Джим Варрен сел на телефон и начал обзванивать президентов самых больших компаний, работавших в этой индустрии, большинство из которых он или знал лично либо по Клубу Самодельщиков, либо по своей работе в журнале. "Я позвонил Бобу Маршу и сказал: 'Эй, мы тут собираемся организовать Компьютерную Ярмарку. Тебе это интересно?'. И он ответил: 'Черт подери, конечно, да!'. 'Окей, пришли немного денег, и мы дадим тебе место для выставки оборудования'.


Потом мы позвонили Гарри Гарланду из Cromemco: "Это Джим Варрен, мы занимаемся организацией Компьютерной Ярмарки. Хотите в ней поучаствовать?' 'Прекрасно, обязательно!'. 'Хорошо, при первой же возможности, мы пришлем вам план павильонов. Пришлите нам денег, потому что они нам нужны'. Я думаю, что нам понадобилось около четырех дней, чтобы вылезти в плюс".
   Варрен показал хорошие таланты как организатор и рекламщик. Он начал издавать таблоид, специально для того, чтобы поднять шумиху около ярмарки, и, в конечном счете, способствовать распространению разговоров и слухов о ней, так же как он привык поступать с "техносплетнями". Таблоид назывался Silicon Gulch Gazette(Газета Силиконового Оврага), и здесь была масса рассказов о чем будет эта выставка, были напечатаны личные профили некоторых из тех, кто на ней будет выступать, а также информация о самом Джиме Варрене. Газета похвасталась своим совместным спонсорством с некоммерческими группами, такими как Клуб Самодельных Компьютеров, SCCS, PCC и ее дочерней организацией – CCC (Community Computer Center), а также остальными. (Джоанна Колтноу, которая помогала организации ярмарки, во время своей работы в CCC, потом сказала, что "все были просто шокированы", когда они потом обнаружили, что ярмарка была на самом деле коммерческим предприятием с извлечением прибыли). Варрен и партнеры, со штатом из двух секретарей, по мере приближения к дате открытия, работали почти круглосуточно.
   Также, перед ярмаркой, неистово работали восемь служащих компании Apple Computer. Apple заплатил за два из десятифутовых павильона стоимостью по $350 каждый, и как-то умудрился занять лучшее место рядом с входом в зал. Они хотели использовать преимущества их расположения, чтобы официально представить на ярмарке новый Apple II. Хотя большинство из самодельщиков в Клубе не воспринимало Apple как серьезного участника компьютерного рынка (Гордон Френч однажды к ним зашел и удалился, зубоскаля по поводу того, что компания все еще остается двумя парнями из гаража), но сейчас за Apple стояли серьезные деньги.


Однажды, новый президент, Майк Скотт, попросил Эспинозу, чтобы тот сделал ему копию демонстрационного программного обеспечения, в котором запускалась игра "Breakout". Эту игру Джобс делал для Atari и Воз переписал ее для Apple BASIC. В конце игры программа подсчитывала набранное количество очков и выдавала свой комментарий. Скотт, поинтересовался у Криса тем, что не мог бы тот заодно поменять комментарии, чтобы на экране выводилось "Нехорошо" вместо "Полное дерьмо"? Причиной было то, что должны были прийти люди из Bank of America по поводу выделении Apple кредитной линии, и такие ремарки программы были бы совсем не к месту.
   Apple наконец-то был готов к проведению шоу. Они наняли декоратора, который поработал над внешним видом павильона. Они подготовили также профессионально сделанные надписи их нового великолепного логотипа – надкусанного яблока, раскрашенного в радужные полосы. Они неистово работали вплоть до самого последнего момента, когда им уже надо было везти компьютеры в Сан-Франциско. Они планировали показать на выставке четыре работающих Apple IIs, и все из них были единственными существующими прототипами. Ночью, 15 апреля, наконец приехали корпуса, свежие, с только что удаленными литниками . После чего стало видно, насколько Apple II оторвался вперед от своих конкурентов (возможно, исключая Sol). Компьютеры остальных выглядели как военные радиостанции, которые радисты пристегивали себе на спину. В отличие от них, у Apple в пределах видимости не торчало никаких винтов или гаек (десять винтов на которых все держалось, были прикручены снизу). Это просто был гладкий, теплый и дружественный вариант пишущей машинки, выглядевшей несколько футуристично из-за своего низкого скоса, но не настолько угловатый, чтобы выглядеть угрожающим. Внутри машины находилось свидетельство хакерских достижений Воза. Ему удалось собрать компьютер всего лишь на 62 корпусах, включая мощный процессор 6502. В самом деле, если вы открывали кожух компьютера, то все что вам попадалось на глаза – это была "материнская плата", созданная Возняком.


Зеленая печатная плата с распаянными на ней микросхемами и серебристый блок питания, размером со стопку печенья– крекеров Ritz, а также восемь слотов расширения, которые извещали о потенциально бесконечных возможностях использования машины. Тем временем, в корпуса машин вставлялись винты и заклепки, присоединялись материнские платы, привинчивались остальные узлы. Все было протестировано, крышки защелкнуты. Это было утром официального мирового дебюта Apple.
   В то же утро, компьютеры Apple были размещены в выставочном павильоне, рядом с входом. Большинство других компаний решили не отступать от принятых традиций и их павильоны были оформлены традиционными занавешенными задниками желтого цвета, с расклеенными на них названиями компаний, написанных заглавными буквами. И только на павильон Apple сиял шестицветный логотип, выполненный из оргстекла.
   Джим Варрен находился на выставке с самого раннего утра, адреналин, заработанный за период подготовки, когда они без остановок работали по шестнадцать часов в сутки, все еще держал его на ногах. За два дня до начала, он и Рейлинг оформили выставку как коммерческое предприятие. Хотя они и рассматривали ее регистрацию как "кучу бюрократического дерьма и юридического мусора", а Рейлинг обратил внимание на то, что, будучи партнерами, они персонально отвечают за весь потенциальный ущерб, тем не менее, Варрен согласился сделать именно так. Вне всякого сомнения, Варрен был движим Хакерской Этикой, но он также мог прекрасно видеть все, что делается на задворках Силиконового Оврага. Сюда пришел Реальный Мир, и наступило время слияния двух культур – хакерской и индустриальной, потому что если бы они просто начали сшибаться лбами друг с другом, то можно было бы не спрашивать о том, кто останется в проигрыше. Хакеры-электронщики способствовали тому, что микрокомпьютер сумел вылезти из своей скорлупы и многомиллионные доходы MITS, Processor Technology и IMSAI в 1976 году были неоспоримым доказательством того, что это была растущая индустрия, стоящая больших денег и тех изменений, которые она несла в себе.


Джим Варрен любил всем сердцем хакерский дух, но кроме всего прочего он еще хотел остаться в живых. Если бы он потерял деньги, или бы перенес другие неприятности, по-прежнему хватаясь за свои пост-хипповские, идеалистические и антибюрократические фобии, то это бы не помогло хакерству ни на йоту. Возможно по этой причине, его стремление заработать денег не наносило никакого вреда Хакерской Этике. Как он потом вспоминал, его тогда "мало заботили все эти несущественные, но досадные мелочи по поводу павильонов, власти, контрактов и всего прочего", он просто пытался воспринимать это как неизбежное зло.
   Мир микрокомпьютеров менялся. И Джиму не нужно было больше никаких доказательств, было вполне достаточно того, что творилось в кассах, которые продавали билеты за пределами величественного сооружения Цивик Центра с колоннами в греческом стиле.
   В то солнечное и яркое апрельское утро 1977 года, там, в пяти огромных очередях стояли тысячи людей. Очереди змеились по пустому пространству размером с квартал и смешивались в конце. Это была длиннющая вереница хакеров, а также тех, которые хотели бы стать хакерами, людей, которым было любопытно, кто такие хакеры, или просто тех, которые хотели знать, что происходитв новом странном мире. В мире, в котором все противоречило IBM, в котором компьютеры значили нечто другое, о чем традиционно и с дутым воодушевлением рассказывал парень в белой рубашке, черном галстуке и с толстым бумажником.
   Что правда, то правда: очереди здесь были, по большей части, из-за того, что отсутствие опыта у Варрена в этих вопросах привело к большим проблемам, связанным с предварительной регистрацией и продажей билетов. Например, вместо того чтобы сделать билет на дневное посещение фиксированной стоимостью для всех, существовали разные цены: 4 доллара для студентов, 5 долларов для членов Клуба Самодельных Компьютеров, 8 долларов для общей публики и так далее. А так как кассирам надо было платить десять долларов в час, то Варрен решил не расходовать много средств и не нанимать лишнего, по его мнению, персонала.


Теперь, когда людей пришло вдвое больше чем ожидалось, и многие из них пришли заранее, то ситуация похоже начала выходить из-под контроля.
   Но полностью бесконтрольной она все-таки не стала. Все оглядывались по сторонам, не веря в то, что рядом стоящие были связаны с компьютерами. Окружающие были пожираемы той же самой загадочной хакерской страстью к компьютерам. Зачастую они вели себя как эгоистичные маленькие дети, как крохотные гринблатты или возняки, из-за чего эта страсть не казалась такой уж необычной. Испытывать к компьютерам тягу перестало быть запретным общественным поведением. Поэтому стоять в одной очереди вместе с этими людьми, для того чтобы попасть на первую ежегодную компьютерную ярмарку Западного Побережья было вовсе не таким и суровым испытанием. Как Варрен потом вспоминал: "Эти очереди змеились по всему долбаному зданию, но никто не возмущался и не толкался. Мы не знали что мы делаем, участники выставки не знали что они делают, а посетители не имели понятия о том, что происходит, но все были взволнованы, родственны друг другу по духу, ничего не требовали и это все было существенным шагом вперед. Люди разговаривали между собой в очереди: 'О, так у вас есть Альтаир?' 'Да, давно.' 'Вы решили вот эту проблему?'. Нет, никто не возмущался".
   Когда люди попадали внутрь, то могли увидеть, что зал от стены до стены был заполнен последними техническими достижениями. Звуки голосов заглушались стрекотом принтеров, а также высокими тонами аккордов музыки, сгенерированной компьютерами. Если вы хотели перейти с одного места на другое, то вам следовало определить, какая часть постоянного потока людей перемещается в требуемом направлении, затем нужно было вставить свое плечо в нужный поток и начать переставлять ноги, после чего вас приносило в необходимое вам место. Почти в каждом из около двух сотен павильонов, что-нибудь да выставлялось. В частности у Processor Technology работала игра Target на компьютерах Sol. В павильоне IMSAI толпилось много народу – все хотели получить карты своих биоритмов.


И прямо здесь на входе, заброшенный волной из будущего, стоял Apple на котором, работала видеопрограмма-калейдоскоп, проигрываемая на огромном дисплейном мониторе Advent. "Это было сумасшествие", — говорил потом Виггинтон, который работал в павильоне вместе с Возом, Крисом Эспинозой и остальными, — "Каждый подходил, и просил ему показать демонстрационную программу. Это было весело, потому что людям это нравилось".
   Людей изумлял не только Apple. Это был триумф аппаратных хакеров в переносе своей страсти в индустрию. Вы могли видеть удивление, которым люди смотрели по сторонам, не веря в то, откуда взялось такое количество народу, и что они все здесь делают? Поднялся дружный крик одобрения, когда Варрен включил громкую связь и оповестил всех, что сегодняшним вечером собралось около тринадцати тысяч человек. После него слово немедленно взял автор Computer Lib,Тед Нельсон, который чувствовал себя, вне всякого сомнения, как одинокий гуру, который единомоментно соединился с армией своих последователей. "Это капитан Кирк", — сказал Нельсон, — "Подготовьтесь к взлету!" 
   У самого Варрена был достаточно долгий "отрыв от земли". Он сновал по ярмарке на паре роликовых коньков, удивляясь тому, насколько далеко зашла их идея. Для него, также как и для людей из Apple, Processor Technology и дюжины других мест, этот успех имел ощутимый финансовый результат. Вскоре, после того как ярмарка закончилась, и немного отойдя от того, что он назвал "экстатическим коллапсом", Варрен начал раздумывать, а не стоит ли ему на вырученные деньги приобрести Mercedes SL. Он, наконец, решил купить сорок акров земли на холмах Вудсайда, которые давно хотел, и в следующие годы он построил там большой деревянный дом с полами из красного дерева и горячей ванной, с видом на Тихий океан. Оно должно было стать его домом и компьютеризированной штаб-квартирой, где персонал числом более дюжины, будет составлять маленькую империю, занимающуюся издательством и организацией компьютерных шоу.


Джим Варрен хорошо понимал будущее.
    Для аппаратных хакеров, компьютерная ярмарка была событием сравнимым разве что с Вудстоком для движения шестидесятых годов. Как и концерты на ферме Макса Ясгура, это было для них культурным явлением, а также сигналом того, что движение стало настолько большим, что оно больше не принадлежит своим создателям. Последний факт еще никто не хотел признавать. Все летали от восторга, перемещаясь от одного закутка к другому, просматривая все виды немыслимой аппаратуры и ошеломляющего программного обеспечения, встречались с людьми с которыми можно было обменяться процедурами и принципиальными схемами, а также посетить некоторые из семинаров, числом около сотни, где выступали Ли Фельзенштейн, рассказывавший про Community Memory, Том Питтман, говоривший о компьютерных языках, Боб Кан – о компьютерной программе в Лауренс Холл, Марк ЛеБрун – о компьютерной музыке и Тед Нельсон, рассказывавший про триумфальное будущее.
   Нельсон был одним из ключевых докладчиков на банкете, который проводился рядом с отелем Св.Франциска. Название его выступления было "Незабываемые два последующих года". Окинув взглядом, большое количество собравшихся, которых страстно интересовали микрокомпьютеры, он начал свое выступление, сказав: "Мы стоим на самом краю нового мира. Небольшие компьютеры переделали наше общество, и вы это знаете не хуже меня", а в заключение он сказал, что битва выиграна и хакеры сумели низвергнуть злобного Пророка. "IBM будет приведена в состояние замешательства",– злорадствовал Нельсон. Все было за то, что новый мир, который развертывался на их глазах, будет замечательным:

 
   Теперь, однако, притягательные компьютеры вырабатывают невидимую магию в достаточном количестве. Изменения, которые они принесут вместе с собой в общество, будут столь же радикальны как изменения, вызванные телефоном или автомобилем. Маленькие компьютеры уже здесь, вы можете купить их при помощи своей пластиковой карты, а доступные дополнительные части включают в себя диски, графические дисплеи, интерактивные игры, программируемые черепашки, которые рисуют картинки на хозяйственной бумаге и Бог его знает, что еще.У нас теперь налицо все признаки масштабного увлечения, оно быстро расцветает и превращается в культ, и вскоре, оно вызреет в полноценный потребительский рынок.

 
   УВЛЕЧЕНИЕ! КУЛЬТ! ПОТРЕБИТЕЛЬСКИЙ РЫНОК! Лихорадка продолжалась, а американская рекламная машина начала по-обезьяньи ей подражать. Американское общество прекратило пугать компьютерами себя самого, сбросив, наконец, свою тыкву. И следующие два года, станут действительно незабываемыми.

---

---